Зашла, долго тупила в свой профиль, созерцая фразу: Дневник ведется с 08.07.2007. Матерь Божья, это какое же я старье! Почти 9 лет днявочке, которую я заводила уже в сознательном возрасте, находясь даже не на первой работе. Страшно жить. У меня все, я так мимо крокодилила.
Занесло меня на фендомную битву ...снова...прямой дорогой через жж Громыко, а дальше словами не передать, разве что песней которая очень в тему нашлась там же
Да, золото. Это слово оказывало на меня воистину магический эффект, заставляя пускаться в самые немыслимые и бредовые авантюры. Залезать на полном ходу в поезд, перевозящий, как нам сказали приданое дочки богатея или врываться с одним кольтом и наглостью наперевес в самый надежный банк Додж-Сити. Хотя может даже не в слове дело. Интонация, с которой босс его произносил, заставляла рот расплываться глупой улыбкой, а глаза загораться азартным огнем. Только вот на одних словах далеко не уедешь. Я по-прежнему был гол как сокол и уже стал себя ловить на мысли, что лучше бы я остался на ранчо отца и занимался семейным делом. Хотя, пожалуй, все-таки нет.
Ах да, позвольте представиться, Билли Маккинли – добрый разбойник, грабитель и авантюрист, который вляпался в очередное «дело». Да именно так «дело». Это слово босс тоже произносил с особой интонацией, заставляющей открыв рот выслушивать очередную безумную идею.
На этот раз мы решили убить двух зайцев и ограбить поезд, везущий золото в тот проклятый банк Додж-Сити. Мы устроили засаду в перевалочном пункте – маленьком городке Лаббок, где поезд останавливался ровно на 10 минут, в пять минут первого часа ночи. Но не забываем, что мы опасные преступники, банда отвязных разбойников, чьи портреты развешены по всем столбам Канзаса и просто так заявиться в это тихое местечко мы не могли. Поэтому босс придумал нам маскировку…
– Ник, скажи, почему именно я играю миссис Бордик, а не Серхео? – Тихо прошипел я нашему главарю Быстрому Нику, на лице которого красовались пышные черные усы, скрывающие его наглую усмешку.
Наш великий вождь не стал мне выдавать своих коварных замыслов, зато отозвался другой участник всего этого балагана – Эд.
– Потому что рожа у тебя смазливая, Билли. – Он с самого начала моего «перевоплощения» пытался не ржать в голос, мерзавец. Ему-то повезло, он был «почтенным старцем» и мои по совместительству «мужем». У него тоже были усы, правда не такие пышные, как у Ника, а ещё борода и сверкающая лысина. На носу этого «юмориста» были круглые очки с толстыми линзами.
–Ты чего разгавкался, шакалий сын? Ты за собой следи, у тебя вон от очков зрение уже упало.- Огрызнулся я.
– Ща я тебя уроню… - «Обиделся» Эд и предпринял попытку подняться со стула, но Серхио молча усадил его на место.
– Чего сцепились, для дела же. – Голос мексиканца был тих и холоден как все льды Антарктиды. Этот парень вообще меня порой пугал. Нет, он был славный малый, как и вся моя банда, но какой-то слишком хмурной и вспыльчивый. Вы не знали страха, если не видели Серхио и его кольт в гневе. Ему, кстати вообще не пришлось маскироваться, так как он присоединился к нам недавно и в Канзасе раньше не светился. Его привел Эд. Он сказал, что раньше работал с ним в Мексике и был очень впечатлен. Ну что могу сказать, пока парень подавал большие надежды. Он подходил к «делу» серьезнее нас всех. Мне порой кажется, что даже серьезней Ника. Кстати Ник… это был босс, что говорится ниспосланный богом. Правда, за что тот его так ниспослал, я до сих пор не знаю. Он мог подстрелить в полете муху, объездить самого ретивого жеребца и украсть у шерифа его значок, пока тот обедал в самом шумном салуне города. Кроме того, он как никто умел подрывать нас на разного рода авантюры, ну да это я уже говорил.
– Так парни, я все узнал. Поезд будет по расписанию, охраны до смешного мало, так что даже пачкаться особо не придется. О, Билл, клево выглядишь! – А вот ещё один «остряк» Джесси или просто Проныра, как звали его мы с ребятами. Этот малый умел добыть любую информацию, даже самую секретную. Такой без проблем узнает, на каком боку любит спать английский король, что уж говорить про болтливых горожан, которых хлебом не корми – дай выложить свежие сплетни.
– Без тебя знаю. – Беззлобно огрызнулся я на нашего информатора, усаживающегося за стол, и с угрюмым видом уставился в пыльное окно. Мы сидели в местном салуне, время было ещё не позднее, так что народу тут было не много. Люди потянутся сюда, как стемнеет. Рабочие придут выпить и отдохнуть после тяжелого дня, местные бандиты засядут в каком-нибудь углу обговаривать свои делишки, появятся девочки опять же…
Кстати о девочках. В дверь вошла ещё одна участница нашего заговора. Да-да именно участница. В бандиты с большой дороги узкая тропинка грехов и желания легких денег приводит не только мужчин. Она была нашим секретным оружием. Эта проказа могла за считанные минуты обаять даже самого непробиваемого угрюмого упыря.
– Все, с охраной я договорилась, их НЕ будет к прибытию поезда на платформе. – Джил подмигнула нам и изящно приземлилась на последний свободный стул. Что и требовалось доказать. Конечно, в поезде будет и своя охрана, но это уже наша забота, главное - проскользнуть на платформу в укромное местечко до прибытия поезда. В этот знаменательный день там выставляют специальных бравых ребят. Они следили, чтобы посторонние не вертелись по близости и гоняли всех, кто смеет приблизиться. Конечно мы все понимали какими посулами наша соучастница сманила охранников с боевых постов, но уже давно не переживали за неё. Она также легко убедит их в неотложности своих дел и необходимости уйти, а если они не поймут, докажет это грубым способом.
– Умница, девочка. – Ник одобрительно улыбнулся в усы и заказал хозяину заведения нам всем выпивку.
Какая выпивка перед ответственным заданием? А вот такая, обычная, кто что любит, только немного, для храбрости и бодрости духа, как я всегда говорил.
– Ну что, леди и джентльмены, да прибудет с нами удача. – Со смешком произнес босс, на что леди и джентльмены отозвались радостными воплями и звоном кружек.
Я обозрел нашу компанию.
Джесси что-то увлеченно рассказывает Эду, тот кивает с умным видом, а сам пинает под столом Серхио и старается не засмеяться над «экспрессией» Проныры. Давай совладай с лицом, амиго. Я прыснул в кулак. Хотя я то знаю, что сам Эд выглядит точно также, а то и ещё комичнее, когда травит очередную байку про свои былые дела и похождения.
Мексиканец как всегда не возмутим, но видно, что тоже веселится, его выдают глаза. И исходит на нетерпение, конечно. Такой уж наш Серхио, не любит сидеть без дела, даже если это для дела.
Ник тем временем беседует с Джил явно на светские темы, а, может, обсуждают план её действий, после того как она отделается от охранников. Оба веселятся, Джил заливисто хохочет, болтая выставленной в проход ножкой. Которая, кстати, собрала уже все возможные в салуне мужские взгляды.
И, наконец, я. Со стороны я себя не видел, но думаю, что выглядел довольным и задумчивым одновременно. Я люблю себя задумчивого, девочки говорят, что это очень мне идет. Правда сейчас я в старомодной женской юбке и блузе с оборками, а на моей голове пышный парик и безвкусная шляпа, что, думаю, не добавляет мне шарма... Я снова помрачнел.
Начнем издалека долго течет река Волга, а мне... хкем... ну допустим, семнадцать лет. Видит Боженька я зарекалась! Зарекалась и отмахивалась исподним! Но, как обычно, это не остановило. Любопытному анониму взгруснулось и написалось. Разумеется недописалось и может быть уже никогда не допишется, но пусть тут лежит тушка этого текста и разлагается помаленьку.
Название: Совсем как уксус Автор:curious anonym Фанфом: Соционика позор на мои седины! Персонажи: Баль, Гечка, Нап и Досточка с Жуком мимо пробегали Саммари: Просто жизнь обычных людей. Нап переехал к лучшему другу на пмж, а в соседях по лестничной клетке оказалась странная парочка киноманов. Гечка не может пройти мимо чужих проблем. Жуков суров. Вокруг Баля что-то происходит. Досточка страдает. Предупреждение: не бечено, не вычитано, не закончено и возможно никогда не, шутки-самосмейки, в тексте пьют. Матное слово! перевалили за 10 000 слов
Дверной звонок нещадно терзали. Он надрывался, захлебываясь своей трелью, кашлял и был готов вот-вот задымиться. Где-то на пятой минуте настойчивого звона у Баля в наушниках сменилась песня, и он все-таки услышал лебединую песню издыхающего в прихожей соловья. Нажав на паузу в плеере, Баль расплел ноги и выбрался из компьютерного кресла. Даже думать не хотелось, кого это принесло к нему без приглашения. Скорее всего, за дверью его поджидала полубезумная соседка снизу, у которой постоянно какой-то «Димка» какую-то «Лизку» убивал. Баль в глаза не видел ни безвинно убиваемую, ни преступника. Он вообще сильно сомневался, что эти мифические персонажи существуют. А если бы и существовали, то ему, Бальзаку, до их разборок дела не было никакого. Парень потер слипающиеся глаза и открыл дверь, обреченно приготовившись выслушать женские вопли. Надоедливые трели смолкли вместе со щелчком замка. На прорезиненном коврике вместо безумной соседке обнаружился сосед из квартиры напротив, отношения с которым как-то не складывались. - Вы мне звонок спалите, - вместо приветствия сказал Баль. Он не удивился даже. В конце концов, его паранойя не переставала страстно нашептывать в уши, что этот субъект еще не раз нарисуется на горизонте. Возможно, с таким же результатом как и в прошлый раз, а желания опять посещать травмпункт Бальзак в себе не находил. - А ты долго не открывал, я уж было подумал, что дома нет, - улыбаясь, ответил сосед. - Тогда бы и шли мимо, раз Вам никто не открывал, а не мучили мой звонок, - ответил Бальзак. Визит этого персонажа лично ему не сулил ничего хорошего. Он либо опять выставит себя фриком, либо разозлится без повода и поведет себя глупо. - Так я к тебе, - сказал сосед, как будто это все объясняло. - Не интересует, - холодно ответил Бальзак. Он сквозь слипшиеся стрелками ресницы еще раз посмотрел на нежданного гостя, как будто пытался разглядеть в нем что-то. Обычно люди от такого взгляда дергались и чувствовали себя неуютно, но этому хоть бы хны, он только плечи расправил, показывая себя. «Ну и самомнение» - восхищенно и одновременно уничижительно пронеслось в забитой проблемами изучения библейского канона голове Бальзака. Сосед заинтересованно поглядывал за спину хозяину квартиры и явно намеривался проникнуть внутрь, только пока не решил вежливо напроситься или сдвинуть тощего взъерошенного парня, преграждающего ему путь. Бальзак чуть сдвинулся в сторону и вбился босыми ногами в кеды, не заботясь о том, чтобы их расшнуровать. Схватив с полки ключи и кошелек, он вышел на лестничную клетку, захлопывая за собой дверь. Не то чтобы хлипкая деревянная дверь, заставшая кончину Брежнева, была надежным стражем последнего бастиона Бальзака, но и духа одного конкретного мужчины в его квартире не будет ни под каким предлогом. Парень бодро поскакал по ступенькам, одновременно набирая номер Гексли на телефоне. - Привет, ты когда будешь?.. нет, пока ничего… может быть… что на ужин?.. да… нет… до вечера. - Боишься меня? – насмешливо спросил из-за спины мужчина. Баль, успевший обогнать его на полпролета, обернулся, схватившись за перила для равновесия. - Не особо. Просто рыбок нужно кому-то кормить, если вдруг что-то случиться, - серьезно ответил Бальзак. Мужчина смотрел на всклокоченную челку, под которой прятался выцветший синяк, доставшийся Балю в награду от их знакомства, на круги под темными глазами и понимал, что этот чахоточный его действительно не боится, а если брать еще шире, то тому просто наплевать. Он еще не решил, как точно мальчишка должен на него реагировать, но точно не так. Это бесило. Бальзак прятался от яркого солнца за длинной челкой и не задавал никаких идиотских вопросов. Так в молчании они дошли до ближайшего магазинчика на углу, где Баль затарился квасом и мороженным и также, молча, пошли обратно. Мужчина рассчитывал на что угодно, даже на громкую истерику, но никак на равнодушное безразличие к своей персоне. Этому мелкому поганцу было до фонаря, что он бросил все свои дела и пришел проверить не издохла ли эта немощь бледная. У подъезда парень остановился, посмотрел с прищуром на соседа и наконец-то спросил: - Что Вам от меня нужно? - Наполеон, - ответил сосед. - Я знаю, как Вас зовут, но вопрос остался прежним, - и бровью не повел Бальзак. - Да вот подумал заглянуть к тебе, вдруг ты решил откинуться по-быстрому, - без обиняков сказал Нап. - О, - не меняя выражения лица, но с какими-то новыми незнакомыми еще интонациями произнес Баль. – То есть Вы опасались за мое здоровье? Наполеон моргнул от удивления, не ожидая от этого паренька такой внезапной вспышки агрессии. - Эй, послушай… - попытался остановить его Нап, хватая за руку. Баль дернулся, выпуская из ладони ручку пакета. Бутылка с квасом грохнулась на ступеньки и, лопнув, с шипением облила парня сладким пенным душем. - Не желаю иметь с Вами ничего общего, так что шли бы Вы мимо, - продолжил говорить Бальзак, не меняя выражения лица, только в глубине глаз у него плескалось что-то темное и опасное, как будто там недовольно ворочались разбуженные демоны из самых глубоких преисподних. - Прости, я не думал, что… - попытался извиниться Наполеон, но Баль даже головы не повернул в его сторону. Он поднял пакет, запихнул туда злосчастную бутылку и понес ее к мусорным бакам, а потом, по широкой дуге обогнув соседа, зашел в подъезд. Нап присел на металлическую ограду клумб, которые разбили безумные озеленители дворов, и закурил. М-да. Наладить отношения с этим мальчишкой не получилось и с третьего раза. Во время их знакомства Баля спустили с лестницы и чуть не проломили череп, а Наполеон пусть и косвенно, но имел к этому происшествию отношение. Получилось действительно не специально, а еще довольно глупо и страшно. Когда Нап только переехал к Жукову, они закатили вечеринку. Народу собралось довольно много и курить выходили в подъезд. Бальзак поднимался к себе с какой-то толстой книгой под мышкой, естественно никто из заядлых курильщиков его не заметил. Уже захмелевший Нап попытался увернуться от шуточно подзатыльника как в Матрице и спиной врезался в Баля, который кубарем скатился по лестнице. А дальше началась настоящая свистопляска. От вида крови протрезвели все, а Бальзак выглядел так, словно прямо сейчас отдаст богу душу. Вызвали скорую и все закончилось в общем-то хорошо, без переломов и сотрясений. Когда Нап через пару дней, столкнулся с Балем на лестничной клетке, они поспорили с переходом на личные оскорбления, нахамили друг другу и разошлись в разные стороны, вместо того чтобы просто извиниться и принять извинения. Неприятная вышла история, так что первое впечатление было безнадежно испорчено. И вот теперь, когда Нап сам пришел извиниться и как-то помириться что ли, Баль оказался облит квасом. И что такого было в этом парне? Давно бы забить, но все как-то не получалось. Из головы не шел тощий бледный мальчишка, обнимающий пыльные книги и смотрящий такими пустыми темными глазами, как будто он уже умер там, на лестничной клетке, и уже похоронен. Взгляд этот не поминался, ни когда его привезли в больницу, ни когда накачали лекарствами до самых гланд.
***
- Баль! – крикнула из прихожей Гексли, стаскивая босоножки на высокой шпильке. – Что у нас на пороге делает бутылка кваса? Баль! Глухая тетеря! Земля и ее бренные жители вызывают Бальзака! - Хватит голосить, - попросил сонный Бальзак, выползая из комнаты, - и ты опять очень странно употребляешь слово «бренный». Вернись лучше к Хьюстону, это хотя бы забавно. - Хватит нудеть, - закатила глаза Гексли и пошлепала босыми ступнями в ванную. – Так что про квас? - Квас? - У нас на пороге бутылка кваса. - А, - без особого интереса отозвался Баль, - это что-то типа взятки или подношения. Можешь вылить ее на голову нашему дорогому соседу. Думаю, это будет очень эффектно и эксцентрично. - Э нет, милый, такое я оставлю тебе. Боже, какой кайф! – сказала девушка, издав стон наслаждения, когда засунула ноги под прохладную воду. – И зачем мы глупые женщины носим такую обувь? Ну, не дуры ли? - Это риторический вопрос или мне начинать отвечать про мужиков и женские задницы? – с легкой усмешкой спросил Баль. - Зануда. Не отвлекайся. Ты, квас и Наполеон, мы ведь можем произносить его имя, ты не успел установить на это какое-нибудь табу? - Еще нет, но если ты так настаиваешь, то… - Бальзак вдохнул поглубже и, самым пафосным тоном на который был способен, сказал – Не произносим боле мы имя Наполеона всуе, ибо караться это будет… ну, я даже не знаю… месяцем мытья полов. - О, это наказание очень сурово! – смиренно склонив голову, признала Гексли. - Так вот. Тот, кого нельзя называть, - продолжил рассказывать Бальзак, не обращая внимания на хихиканье из ванны, - зашел сегодня к нам, по всей видимости, поинтересоваться моим здоровьем или что-то типа того. И зачем-то дернул меня за руку, что за тупая привычка хватать людей? а в руке у меня был пакет с квасом. Пакет упал, дно бутылки треснуло и меня облило квасом. - Зачем ты открывал дверь с бутылкой кваса? - Это было у подъезда. Я тебе звонил сегодня, когда спускался в магазин, а наш дорогой сосед увязался за мной. - И даже не помог тащить пакет с покупками? – искренне удивилась Гексли. - Солнышко, как бы тебе так сказать… если я разбираюсь, какие вырезы подходят к босоножкам и различаю семь разный цветов, которые обычные парни назовут просто красными и читал «Сумерки», все четыре книги, чем не горжусь ни разу, то это, потому что я живу с тобой, а не потому что я девчонка. С чего бы он должен был нести за меня пакет? - Все сказал? – равнодушно спросила Гексли, продолжая полоскать свои ступни в прохладной воде. - Ты меня совсем не слушаешь! – сказал Баль, очень удачно копируя тон одной их общей знакомой склонной к легким истерикам. Гексли заливисто рассмеялась. - Что было дальше с Напом? – отсмеявшись, спросила Гексли. - Ага! – радостно воскликнул Баль, победоносно вскидывая руку, - теперь эти полы все твои на ближайший месяц. - Ты ведь не серьезно, - простонала девушка. - Очень даже серьезно, - насмешливо ответил Баль, - но не печалься, дорогая, у нас есть швабра. Правда, не помню где, но точно есть. - Я тебя ненавижу! - Ты меня любишь, - привычно ответил Бальзак, не воспринимая ее заявление в серьез. – После душа из кваса я пошел домой, чтобы принять самый обычный душ и засесть за курсовую. Ну а потом, пришла ты и спросила про бутылку на пороге. - Так значит квас – жертвоприношение на потребу твоей черной душе. Надо будет расстроить дорогого соседа, что квасом не растопить твоего ледяного сердца, пусть подкупает брюликами. - Тебе голову напекло? – с искренней заботой спросил Баль. - Неа. Когда мужчина чувствует себя виноватым его на многое можно развести. Тебе брюлики не к чему, значит, они достанутся мне. Вот такая вот я корыстная! Гечка злобно и алчно расхохоталась. Она обязательно навернулась с бортика ванны, если бы Баль ее не поймал. - Ужин в кафешке, как и хотели? – спросил Баль, когда она просмеялась. - Да, - ответила Гексли, выбираясь из ванной. – Только переоденусь, на сегодня хватит каблуков!
***
- Я верю, что Великая черепаха А'Туин плавает в бескрайнем космосе, на ее спине стоят три слона и на их спинах покоится мир. Наш плоский-плоский мир, - с непробиваемой серьезностью заявил Бальзак. - Ты психанутый кришнаит? – очень искренне удивилась Гексли, как будто не была знакома с ним еще со школы. - Нет. Это был сарказм с отсылкой к Терри Пратчетту, серость. - Именно я тебя год назад чуть ли не силком заставила прочитать Пратчетта. Обижусь на тебя, мерзкий зануда, и не буду готовить борщ! – возмутилась девушка. Они вяло поднимались по лестнице и едва преодолели два пролета. - Ты и так его не готовишь, - насмешливо сказал Баль, его «потому что не умеешь» было припечатано к губам ладонью Гечки. Этажом выше раздался всхлип. Повисшая на Бальзаке Гексли замерла, прислушиваясь и проглотив все свои брезгливые замечания по поводу обслюнявленной руки. В тишине подъезда раздался еще один девичий всхлип, грозивший перерасти в рыдания. На лестничной клетке почти у их квартиры сидела девушка и давилась слезами. - А когда уходили, здесь оставалась только бутылка кваса, - не к месту сказал Бальзак. - Придурок, - ответила Гечка. И все ее внимание перешло к плачущей особе. – Эй, привет. Мягкий голос Гексли сочился заботой и участием. Незнакомая девушка подняла на нее глаза с потеками туши, всхлипнула, попыталась что-то ответить дрожащими губами и разрыдалась себе в колени. - Все ясно. Баль, открывай дверь, - приказным тоном велела Гекси, присаживаясь рядом с девушкой. На коврике по-прежнему стояла бутылка кваса. Бальзак отпер замок ключом и отставил неуместный презент Наполеона подальше, чтобы из-за него никто не споткнулся. Гексли что-то нашептывала девушке, поглаживая ее по кудрявой голове. Бальзак помог обеим девушкам подняться и зайти в квартиру, где он ретировался на кухню заваривать чай. Женские слезы – не та область, в которой Баль был знатоком.
***
Девушку звали Досточкой, и язык не поворачивался называть ее как-то иначе. А рыдала она, потому что только что рассталась с Жуковым. Или он ее бросил, Баль не особо разобрал, что там у них произошло. Почему на их лестничной клетке развели слезы? Как вышла от Жука так и не смогла больше сделать ни шагу. Повезло им с соседями, ничего не скажешь. Жуков и Наполеон. Нет, конечно, Жук нормальный парень и расставания никогда не бывают простыми, но его сосед по квартире мудак, хотя это личная оценка Бальзака, но все же. Так, надо вернуться к Досточке и ее проблемам. - У него такие плечи! – услышал ее восторженный голос Бальзак, возвращаясь в комнату. - Пловца? – спросила Гексли. - А руки! Какие у него сильные нежные руки! – продолжила восхищаться Досточка. - Все с вами ясно, - вздохнув, сказал Бальзак и поставил перед девушками мороженное. – Держите мороженное и столовые ложки, сейчас поставлю вам Бриджет Джонс, принесу платки и пойду варить какао. - Я не хочу Бриджет Джонс! – крикнула ему в спину Гексли. Вернувшийся с платками Бальзак очень укоризненно посмотрел на свою соседку. - Держи, - сказал он, протянув упаковку с бумажными платками Досточке. – Тушь можешь по Гечке размазывать, а сморкаться будь добра в платки. - Баль! – возмутилась Гексли, но это заставило улыбнуться Досточку, и она быстро остыла. - Есть еще «Секс в большом городе». Гигов пятнадцать, наверное, - вспомнил Бальзак, подходящие к случаю выбросы кинематографа. – В джазе только девушки? - Как только пятнадцать? – возмущенно спросила Гечка. – У меня же был весь сериал. - Я его по-тихому удаляю, пока ты не видишь, - ответил Баль, заговорчески подвигав бровями, за что получил диванной подушкой от Гексли. - И… и кааакааааооо… - протянула Досточка и снова разрыдалась.
***
- Привет, Жук, - поздоровался Бальзак, когда дверь открылась. – У тебя есть водка? - Что? – удивился хмурый Жуков. – Ты же ее вроде не пьешь. - Не пью. Но у нас в квартире потоп силами Досточки. Девчонки пока сериал смотрят, но скоро захотят утопить горе не только в слезах, но и в алкоголе, которого у нас дома нет, - ответил Бальзак. Он, конечно, не был уверен, что его не пошлют сейчас по маме, но на дворе давно не вечер и магазины уже ничего крепче пива не продают. - Досточка у вас дома? – еще больше нахмурился Жуков. - Да. У нас дома. Ест мороженное и рыдает. С ней Гечка, она умеет с таким справляться. Так водка? Коньяк? Портвейн? Алкоголь? - Есть, - ответил Жуков и ушел в квартиру, не закрыв дверь. Баль входить не стал. Минуты через три Жук принес ему початые бутылки с водкой и коньяком. - Спасибо, - поблагодарил Бальзак и повернулся к своей входной двери. Его взгляд наткнулся на все еще стоящий на площадке квас. - Кстати, Жук, - сказал Баль, пока сосед не ушел. – Передай, пожалуйста, этот квас в лицо Наполеону. Жуков никак на эту просьбу не отреагировал и еще долго смотрел на дверь напротив, уже давно захлопнувшуюся за Бальзаком.
***
- Больше не пью, - стонала Гексли, распластавшись по кухонному столу. - Ты всегда так говоришь, - ответил ей помятый Баль со следами от диванной обивки на щеке. - Мне нужно кофе внутривенно. - Гадость какая, - с трудом поморщилась Гексли. - Ты просто не понимаешь. Это же нектар и амброзия – напиток богов, - сказал Бальзак, хотя попыток приготовить этот самый напиток богов так и не предпринял. - Внутривенно? - Ты не любишь иголки, - переспросил Баль, растеряв все вопросительные интонации. Похмелье настигло их с рассветом и почему-то не дало завалиться спать дальше. Они к шести утра доползли до кухни и остались там страдать. - Кстати, все забывал сказать, к нам мелкую на три дня сплавляют, - зевая, сообщил Бальзак и все-таки включил кофеварку. - Три дня?! – крикнула Гечка и тут же схватилась за голову, в которой набатом отозвался ее собственный голос. – Ой… Ты как всегда удачно выбрал момент. - А то, - улыбка Баля получилась бы задорной, если бы он не был нежно-зеленого цвета. – Хотя я надеюсь, что племяшка проведет здесь не больше суток. Убери весь свой хлам со стола. - Это ты сейчас о моем теле? Оно недвижимость, я не могу, - проныла в ответ Гексли. - Я сейчас о том сраче, что твориться у тебя на столе. - Поставь чайник и не нуди. У меня похмелье я страдаю, а тут еще такие пренеприятные известия. - Это всего лишь маленький ребенок, - сказал Баль, зажигая огонь под чайником. - Который сводит тебя с ума не меньше, чем меня. Даже думать об этом не хочу. Гечка уткнулась лбом в прохладную лакированную поверхность стола. - Только представь, какие бы у нас с тобой были дети? - Несчастные, - ответил Бальзак, ни на секунду не задумываясь. - Да нет же, дурень. Они были бы совершенно чудесные. Красивые в меня и умные в тебя. Ты бы учил их всяким полезным штукам… - А ты бы их учила плохому, - перебил ее Бальзак. – Какие дети, когда мы пьем как сапожники. - Эй!.. – возмутилась Гечка и снова застонала от слишком громкого звука. – Зато я нравлюсь твоей маме. - И это совсем не лестная оценка для тебя, - сказал Баль, гипнотизируя взглядом кофеварку. – Ей еще Леонтьев нравится. - Ты не выносим, - невнятно ответила Гексли, придерживая гудящую голову руками. Громко засвистел чайник. Этот звук почти заставил ее расплакаться.
***
К обеду похмелье отпустило Баля, и он выполз из дома, чтобы распечатать в библиотеке парочку статей из альманаха. Бледная Гечка страдала на диване под «28 недель спустя». Она чувствовала, что этот день не принесет ей ничего хорошего. В чем она еще больше уверилась, когда с громким хлопком лопнула лампочка в ванной, а сама она напоролось голой пяткой на осколок. Переборов в себе желание сесть на попу и разреветься как маленькая, Гечка поскакала на кухню, где между упаковок кофе и чая лежали пластыри. Заклеив пострадавшую пятку, Гексли набрала Баля, который, разумеется, не брал трубку, потому что торчал в гребаной библиотеке, чертов зубрилка. Пришлось нацепить на себя что-то кроме растянутой футболки со значком супермена и дохромать до соседей. Дверь открыл всклокоченный Нап в мятой рубашке. - Привет, у вас есть лампочка, а то у нас перегорела и очень надо? – спросила Гексли, старательно выдавливая на лицо милую улыбку. - Привет, а какая нужна? – на пару секунд задумавшись, переспросил Нап. - В ванну, - ответила девушка. Ей было плохо и хотелось в туалет, где по полу все еще были разбросаны осколки и не было света. Самое время проклясть архитектора и его планировку с совмещенным санузлом. - Энергосберегающая, на сколько ватт, какой цоколь? - В ванну. - Понятно, - совершенно убийственным тоном припечатал Нап. – Пустишь? - Заходи. Гечка, прихрамывая, показала соседу дорогу до двери в ее ванную комнату. - Что с ногой? – спросил Наполеон, пытаясь разглядеть что-то в полутемной ванной. - Лопнувшая лампочка и да! Осторожнее там, на полу, осколки, - вспомнив, предупредила Гечка. - У тебя цоколь в патроне застрял, - после нескольких минут осмотра сказал Нап. Гексли посмотрела на него совершенно несчастным взглядом и опять набрала Баля, который все еще не отвечал. - И что теперь делать? – спросила Гечка, которая с удовольствием скинула бы проблемы со своей больной головы, на чью-нибудь здоровую. Но Баль не брал трубку и не отвечал ни на одну из трех злобных смс. - Убрать осколки, выкрутить цоколь и поменять лампочку, - ответил Нап. Гечка посмотрела на потухший экран телефона. - Поможешь? – без особой надежды спросила она. - А что твой сосед? – в голосе Наполеона слышалась какая-то странная ирония. - В библиотеке и не берет трубку, а я тут с раненой пяткой и без света в ванной, - пожаловалась Гечка. У нее была еще парочка претензий к Балю и своему похмелью.
***
Бальзак вернулся домой в самом радужном из всех возможных настроений и с распечатками трех статей в рюкзаке. - Ты бы хоть изредка на телефон смотрел! Я звонила! – заявила Гексли, выходя из кухни. Выглядела она бодро и даже причесалась, видимо, похмелье после коктейля из водки и коньяка ее, наконец, отпустило. - Я видел пропущенные и читал твои страстные смс, там у тебя две ошибки и три опечатки, - ответил Баль, стягивая кеды. – Если бы случился тот апокалипсис, который ты мне нарисовала, то названивать не прекратила бы до победного. - Ты бесчувственный чурбан, я ногу поранила! – возмутилась Гечка и для убедительности потрясла пострадавшей конечностью с пластырем на пятке. - Вижу, как ты умираешь от потери крови. Бальзак прошел мимо надувшейся Гечки на кухню, где нос к носу столкнулся с Наполеоном. - Привет, - поздоровался Нап. - И я Брут, - прокомментировала Гексли, немного виновато улыбаясь. - Привет, - ответил Баль и повернулся к соседке, - поставь макароны и в этот раз не вари из них клейстер, пожалуйста. - Эй! Я умею готовить, - ответила Гексли, - подумаешь, один раз не уследила… - Ага, - буркнул Бальзак и ушел к себе в комнату. - Мне, наверное, пора, - сказал Нап, поднимаясь. - Забей. Баль почти всегда такой, не обращай внимания, - улыбаясь, сказала Гечка. - Хочешь еще чая, и наша кофеварка все еще варит отличный кофе, причем делает это совершенно самостоятельно без моего участия. - А ты не умеешь варить кофе? – спросил Нап, усаживаясь обратно. - Не варю, не пью и не понимаю, как можно пить эту гадость. - Тогда зачем тебе кофеварка? - Ну, Баль кофейный наркоман и может пить кофе литрами. - Вы с ним не особо похожи. Видимо, это тот случай, когда противоположности притягиваются. - Типа того. Если к нему привыкнуть, то поладить оказывается довольно просто. Так чай или кофе? - Чай, - ответил Нап. Он все еще удивлялся, что такая девушка как Гексли, могла найти в хмуром странном Бале. – Как вы вообще познакомились? - Ну, при первой встрече я не спускала его с лестницы, - ответила Гечка с неуловимо знакомыми интонациями, доставшимися ей от жизни с Бальзаком на одной территории. – Хотя первое что я от него услышала, было про мою быструю смерть, если я не завяжу шнурки. - Это было вторым, - сказал Баль, прислонившийся к дверному косяку. – Поставь макароны и чайник. - Ой, макароны! – опомнилась Гечка и полезла доставать кастрюлю. – Совсем о них забыла, извини. - Так что было первым? – спросил Наполеон, внимательно разглядывающий Бальзака. Тот переоделся в шорты и футболку со знаком Бэтмена. Она была такой же застиранной и растянутой как и у Гечки. Супермен и Бэтмен. Они это на полном серьезе? - Первым было предупреждение, не трогать мои краски, - усмехнувшись, ответил Баль. - Нам было по пять или по шесть лет? – спросила Гечка, набирая воду в кастрюлю. - Около того. Скорее всего, по пять, может быть даже чуть меньше. И, душа моя, что случилось с пяткой? - Лампочка! – ответила Гексли и рассмеялась, плеснув воды себе на футболку, от чего та прилипла к животу. Заинтересованность Бальзака в продолжение рассказа выдавала только вопросительно изогнутая бровь. - Понимаешь, у нас лопнула лампочка в ванной, а я наступила на осколок, а ты не брал трубку. Почему ты не брал трубку? Да-да-да, тишина должна быть в библиотеке, - сама себе ответила Гексли. – Я пошла к соседям за лампочкой, но не знала, какая была нужна, а Нап согласился мне помочь. Там еще патрон был… Что там с патроном было? - Цоколь застрял в патроне, - подсказал Наполеон. - Газ, - сказал Баль. - Что? – удивленно моргнув, спросила Гексли, - а я не включила? - Ты не включила, - терпеливо озвучил очевидное Бальзак. - Так не надо было меня отвлекать! – возмутилась девушка, включая конфорки под чайником и кастрюлей. - Вот. Готово, - сказала Гексли. – Теперь Нап мой герой и я пою его чаем. - Молодец, - похвалил ее Баль, отлепился от косяка и вышел из кухни. - Зануда! – крикнула ему в спину девушка. - Вы фанаты супергероев? – спросил Нап, которые уже начал понимать, как эта парочка ужилась вместе. - А? – не поняла Гечка. Она опустила глаза и посмотрела на значок супермена у себя на груди. – А это. Не то чтобы. Так как-то само получилось, это скорее фан по фану. Наполеон с умным видом кивнул, хотя точно ничего не понял. - Просто не обращай внимания. Ну, и супермен клевый! Вместе со свистом закипевшего чайника на кухню вернулся Бальзак. Гечка уже успела рассказать парочку забавных историй из их детства, а Нап никак не мог себе представить Баля ребенком, хотя с той же Гексли это получалось вполне легко. В комнате истошно завопил телефон и девушка, едва не разлив чай, побежала снимать трубку. Бальзак молча мешал ложечкой чай, так чтобы она не ударялась о края чашки. Уже минуты три мешал. На плите булькали макароны. - И как тебе удалось отхватить такую девчонку? – спросил Нап, когда от гнетущей тишины начало закладывать уши. - Не успел от нее вовремя отбиться и убежать, - очень серьезно ответил Баль. - Звонила Досточка, передавала вам привет, - сказала Гексли, заходя на кухню с телефонной трубкой в руках. – У нее все хорошо. - Ей тоже привет, - машинально ответил Наполеон и помрачнел. - А пойдемте в кино! – предложила Гексли необычно взбудораженная после разговора с Досточкой. Девушка внимательно смотрела на отвернувшегося к окну Напа, который как-то весь потускнел и спал с лица. - Ты варишь макароны, - напомнил ей Баль. Наполеон удивленно вскинул брови. Макароны варил кто угодно, но только не Гечка. - Потом доварим, если они еще не готовы, - беззаботно ответила девушка. – Нап? - Что? - Я приглашаю тебя в кино. - А что сейчас идет? – живо поинтересовался Наполеон, с которого кусками слезала наползшая пару минут назад мрачность. - Сейчас посмотрю, - невнятно сказала Гечка и закопалась в телефоне. Баль встал помещать макароны, и девушка тут же уселась на освободившийся стул. Гексли не глядя протянула руку к чашке с чаем, оставленной Бальзаком на столе, но не успела взяться за ручку, как отдернула сама себя. Она встревожено подняла глаза на соседа, который стоял спиной к ней и помешивал макароны в кастрюле. - Что-то не так? – спросил удивленный реакцией девушки Нап. - Из моей чашки пью только я, - ответил за Гексли Бальзак. - У тебя глаза на затылке? – возмутилась она. - Нет. Бальзак чуть сдвинулся в сторону и показал на блестящий бок кастрюли, в котором отражался стол, чашка с чаем, Гексли и частично Наполеон. - Фу таким быть, - буркнула Гечка. - Гугли молча, - посоветовал Бальзак. В ближайшем кинотеатре в прокате шла очередная бездарная комедия с пошлыми шутками, о чем Баль не преминул заявить, что-то отечественного производства, на эту киноленту скривились все присутствующие, сопливая мелодрама, романтическая комедия и на редкость трешовый ужастик. - Давайте лучше скачаем «от заката до рассвета» и бездарно проведем время дома, - предложил Бальзак, посмотрев на все это великолепие. - Неа, я уже настроилась, и мы идем в кино. - Тогда ужастик, - решил Нап. - Не пойду я на ужастик. Мне потом кошмары будут сниться! - Боже, Гек, там кетчуп вместо крови, большую половину фильма ты будешь ржать, стебаться над ненастоящими воплями героини и тупым сюжетом, а на страшных моментах пищать и хватать меня за руки. - А вот и не буду! Чтобы ты мне потом ныл еще неделю об этом? - Боже мой, женщина, ты даже за это не платишь. Так что либо терпи молча, либо «от заката до рассвета» под макароны с соусом! Нап поймал себя на том, что улыбается от уха до уха, глядя на то, как эта парочка спорит. - Ну, если вы хотите посмотреть на зеленую меня… - недовольно сказала Гексли, вздернув подбородок - Кто кого еще заноет, - ехидно ответил ей Баль. – Иди собирайся и придумывай коварный план, как убедить нас пойти смотреть что-нибудь другое. - И придумаю! – уверенно заявила Гексли, вставая со стула. – Это будет очень коварный план. - Даже не сомневаюсь, - ответил ей Наполеон, оставив последнее слово за собой. Баль сделал пару глотков подостывшего чая и занялся доварившимися макаронами. - Дорогой, юбка или сарафан! – крикнула откуда-то из недр квартиры Гексли. - Сарафан! – крикнул в ответ Нап. Баль на их вопли и ухом не повел. - Этот или этот? – спросила Гечка, вернувшись в кухню и размахивая двумя яркими нарядами. - Этот, - сказал Наполеон, указывая на правый сарафан с крупными красными цветами. - Сладенький? - Я не твой друг гей. Гексли посмотрела на выбранный Напом сарафан, нахмурилась, пожала плечами и ускакала переодеваться. - Баль! – опять крикнула Гечка из комнаты. – Каблуки? Платформа? Плоская подошва? - Я все еще не твой друг гей и мне все еще все равно! Девушка что-то невнятно сказала в ответ. Бальзак закрыл слитые макароны крышкой и поставил кастрюлю обратно на плиту. Потянулся и вышел из кухни. Нап на секунду задумался об их беспечности и о том, что он бы уже раз десять успел бы их обворовать, если захотел. Разжился бы столовым серебром, кабы оно у них было. Но вместо подсудных деяний он вымыл свою чашку из-под чая и пошел к себе. Минут через пятнадцать в дверь позвонила цветущая Гексли, которая была чудо как хороша в длинном сарафане. За ее спиной Баль запирал на ключ их входную дверь, даже по затылку было видно какой он кислый. - Ты отлично выглядишь! – лучезарно улыбаясь, сказала Гечка. - Эй, это были мои слова, и я должен был сказать их первый! – шутливо возмутился Нап, захлопывая за собой дверь. - О том, что ты отлично выглядишь? - Баль, не нуди, - вздохнув, привычно осадила Бальзака девушка. – Спасибо, Нап. Баль хмыкнул и совсем как мальчишка поскакал по ступенькам вниз. Гексли и Наполеон мило улыбались друг другу.
Ужастик был страшным. Не сильно и не долго, но был, хотя с оторванными конечностями и колюще-режущим в нем явно переборщили. Гечка, как и пророчил Баль, пищала, закрывала глаза руками и хваталась за соседей, но это не помешало ей хихикать над дождем из кетчупа в конце фильма и стебать главную героиню с бензопилой в одной руке. - Все. Вернемся домой и будем смотреть милую чушь о любви и реальных катастрофах! – сказала Гексли, вывалившись из кинозала. - Что это? – давя смешки, спросил Баль. Кажется, его рассмешила финальная сцена, где главного монстра почти расчикрыжили пополам бензопилой, заправленной голубой дрянью похожей на незамерзайку. - Милая история про англичан. Ты же любишь англичан? И там еще девушка в главной роли с длинными ногами и французскими стрелками, - объяснила Гечка, повиснув на плече Баля. - Хорошо-хорошо, только хватит цепляться, - быстро согласился тот, снимая с себя руки Гексли. - Ну что? Завернем по дороге домой в кафе? – предложил Наполеон, который уже понял, что брачные игры этих двоих могут продолжаться бесконечно. - Давайте! – с энтузиазмом согласилась Гечка. Она тут же отлепилась от Баля и, чинно взяв Напа под локоть, устремилась к выходу из кинотеатра. - А мое мнение никого не интересует? – спросил Бальзак в удаляющиеся спины. - Нет, - с улыбкой ответила Гексли, обернувшись. Гечку, видимо, больше не беспокоила раненая трупом лампочки пятка. Девушка вышагивала по бордюру, держась за плечо Напа и разливалась соловьем о самых злачных местах в их городе. Она смотрела таким взглядом, будто собиралась позвать гулять по крышам в ночи или подхватить простуду на набережной, или сигануть вниз с парапета. Сейчас Нап бы согласился. С этими двумя он согласился бы на все. Но такие мысли не водились в чудесной немного ветреной голове Гексли, а если и мелькали, то она, отмахнувшись, и думать о них забывала. В кафе оказались какие-то знакомы Гексли, и она ускакала к ним здороваться, не успев сделать заказ. Допивая вторую чашку кофе, Нап поймал себя на том, что уже минут сорок слушает рассказ Бальзака о строительстве Искупительного храма Святого Семейства и понятия не имеет как они до этого дошли. Напу внезапно было интересно, хотя никакого отношения к истории, архитектуре и Барселоне он не имел. Ехидные замечания Баля оказались очень даже забавными и остроумными, особенно если они были направлены не на Наполеона, а на сторонние вещи. Похоже, это лучший субботний вечер Напа за последнее время и провел он его с немного сумасшедшими соседями по лестничной клетке. Вернулась Гечка, настроение которой возросло до небес и готово было пробить тонкий озоновый слой Земли, и устремиться к окраине галактики. - Гугоша зовет нас на вечеринку! – пузырясь от веселья, сказала Гексли. - Эка невидаль. Ноги моей не будет на ее шабаше, - кисло ответил ей Баль, потягивая кофе. - Не будь букой, Баль. Нацепим на тебя кринолин, паричок и от младой с перстами пурпуными, или как ты там говоришь, не отличит никто. - Встала младая из мрака с перстами пурпурными Эос. И это не я говорю, это Одиссея в переводе Жуковского. Заявление об отсутствии моих конечностей на означенном выше мероприятии все еще в силе. - Хорошо, обойдемся без кринолина, хотя тебе бы очень пошло! Нап, скажи, что Балю бы пошел кринолин! – потребовала Гексли у Наполеона. - Что это? – спросил Нап. - Ну, юбка такая пышная… как у невест… - Каркас из колец, который надевается под юбку для придания ей нужной формы, - перебил Баль свою соседку, показывающую на пальцах, что такое кринолин. - Мне такое не пойдет, не побежит, даже не поползет. Забудь и больше не возвращайся к этой теме. - Бурлеск? – тут же поинтересовалась Гечка. - Не в этой жизни. Отстань от меня, грешная женщина, не пойду я с тобой никуда. Нап даже перебивать этот цирк с конями не стал. У него было ощущение, что он пошел в кафе с младшим братом и сестрой. Его соседи вели себя совсем как парочка подростков. - Обижусь и спалю чайник. - Пустые угрозы. - Шантаж! - Значит, будешь жить без чайника, пока сама новый не купишь. - Я не могу, за ним в магазин идти придется. Баль только фыркнул на это. - Нап, помоги его уговорить или хотя бы подержи, пока я его связываю! Баль не пошевелился, просто очень скептически посмотрел на них обоих и отвернулся к окну. Гечка победно улыбнулась, хотя по мнению Напа Бальзак был очень далек от того чтобы сдаться.
***
- Если бы мы были в Хогвартсе, то ты бы учился в Когтевране, - сказал Нап, обращаясь к Бальзаку. - Рейвенкло, - исправил Баль и удивленно посмотрел на Наполеона. - Вот. Он как раз об этом, зануда, - поддакнула Гексли. - Тогда тебе придется связать мне на католическое рождество шарф в цветах Рейвенкло, - все еще продолжая смотреть на Напа, ответил ей Бальзак. - Баль, ты не католик, - сказала Гексли, которая и вязать-то не умела. - Еще мы не учимся в Хогвартсе, - улыбаясь, сказал Нап и жестом попросил официантку повторить им кофе. - А я бы… - продолжила Гексли, не обращая внимания на официантку, убирающую со столика чашки, - хочется сказать, что Слизерин стал бы моим домом… с таким-то деканом! Может еще Гриффиндор. А вот Досточке явно светил бы Пуффендуй. - Хаффлпафф, - опять исправил Баль. - А Нап… Гексли с Бальзаком переглянулись и хором выкрикнули: - Гриффиндор! Они рассмеялись. - Хотя самомнение явно Слизеринское, - прошептала Гечка на ухо Бальзаку, когда от них наконец-то отошла официантка. - Mon lion! – отсалютовал соседке солонкой Баль. - Что? – недоуменно спросил Нап. - Это девиз рода де Вивре, - ответил Бальзак, как будто это хоть кому-то что-то объясняло. Ответом ему было укоризненное молчание. - Мой лев, - перевел Бальзак. Гечка захихикала, а Наполеон все еще смотрел с непониманием. - Забей, - посоветовала девушка, продолжая хихикать. Напу только это и оставалось. У его соседей был свой собственный мир на двоих. Такое бывает только у парочек или очень хороших друзей. Наполеон искренне считал, что эти двое находятся где-то между страстным сексом, битьем посуды, выбором свадебного платья и совместным просмотром хоккея у телевизора под пиво.
***
Ночью Гексли со своим одеялом приползла на кровать к Бальзаку. - Мы смотрели ужастик, я боюсь и буду спать тут! – безапелляционно заявила она, укладываясь. - Чтобы подкроватные зомбимонстры напали на тебя у меня в комнате? - Прекрати, - попросила Гечка, - мне и так всю ночь будут сниться кошмары. - Сладких снов, - пожелал Бальзак и выключил свет. В комнате у Баля не было тикающих часов, но неясное беспокойство, которые бывает, когда не можешь не слышать щелчки часового механизма, мучило Гексли. - Баль, - позвала она тихо. - Что? – со вздохом спросил Бальзак. - Я думаю у Напа большие проблемы. Баль терпеливо молчал, разглядывая в темноте потолок. - Реагируй как-нибудь, - сказала Гексли. - Проблемы? – послушно спросил Баль. - Да. Понимаешь, Досточка встречалась с Жуковым. У них все было хорошо и очень серьезно. Он ей почти что руку и сердце предложил. Гексли опять замолчала, ожидая от Баля какой-то реакции. - Рад за них, то есть… они же расстались вроде, - послушно удивился он, напустив в голос недоумения. - Да. У них была любовь-любовь, а потом Досточка влюбилась в Напа, который лучший друг Жукова. - Это напоминает мексиканское мыло. - Это жизнь, бесчувственный ты чурбан! – возмутилась Гечка. – Досточка мучилась, но никому ничего не говорила. Потом у Напа случились проблемы с жильем, и Жук предложил ему пожить у себя некоторое время. Все трое стали очень часто встречаться, а Нап со слов Досточки не особо стеснительный человек… - И вот после очередного видения объекта страсти в стиле ню, она пошла каяться? - Баль, больше участия. Это все очень серьезно, - строго потребовала Гексли и не глядя отвесила затрещину бесчувственному чурбану, который по совместительству являлся ее другом. – Но примерно так и было, как ты сказал. Она призналась Напу, он очень удивился и сказал, что ничего такого не думал и в виду не имел. Потом пришел Жуков с работы, и уже ему пришлось объяснять, почему Досточка плачет, а Нап выглядит, словно убил кого-то. Баль думал о впечатлительных барышнях и страстях из сюжетов бульварных романов. - Ты-то откуда это знаешь? – спросил он, когда пауза достаточно затянулась. - У меня есть глаза и уши. Ну, и я не ты, - ответила Гексли. – Теперь Жуков не разговаривает со своим лучшим другом. Досточка с разбитым сердцем, а Нап… у него большие проблемы. - И ты мне все это рассказываешь... зачем? - Надо что-то сделать. Помочь. - Боже, Гек, они взрослые люди сами разберутся. - А вот и нет! Ты что не заметил, какой Нап сегодня был тихий, задумчивый и печальный?! - Не заметил, я его вообще не знаю, может он всегда такой. - Не всегда. Конечно же, ты не заметишь, что человеку плохо, пока тебе в лоб не скажут! - Да, Гек, потому что предпочитаю не лезть в чужую личную жизнь. Оставь их в покое. - Я не могу! Бальзак громко вздохнул, и Гечка порадовалась, что в темноте не видит его лица. - Баль, я за них переживаю. - Господи, этик ты несчастный. От меня-то ты чего хочешь? - Будь мягче с Напом и поговори с Жуковым. - Наполеон не фарфоровый и я достаточно приветливый. Гексли на это только фыркнула насмешливо. - С какой стати Жуков станет вообще со мной разговаривать на эту тему? – проигнорировав все посторонние звуки с соседней половины кровати, спросил Баль. - Потому что вы нормально общаетесь и о таком парням лучше говорить с парнями. - Гек, ты меня опять втягиваешь в какую-то непонятную историю, которая до добра не доведет. - Баль, просто поговори с Жуковым и улыбайся Напу. Это не сложно. - Чушь какая. - Баль! - Хорошо-хорошо. Спи уже. Но Гексли все равно не спалось. Она думала о несчастной Досточке, которая наверняка сейчас рыдает в одиночестве.
кто как провел первую половину своего длительного майского отдыха. У меня же в один из выходных случилось название и продолжение тушки этой истории, но не конец. Еще не конец
Входная дверь с грохотом захлопнулась. - Баль, сдержи свое мнение при себе! – крикнула Гексли с порога. - Я скажу, чтобы рассказать, а не чтобы послушать его! Бальзак вышел в прихожую с чашкой кофе в руках и с насмешкой в темных глазах. - Никогда больше не надену чулки без чулочного пояса! – заявила Гексли, разуваясь. Баль молчал. Пауза затягивалась. Гечка боролась с застежкой на туфлях. - Сейчас я должен поинтересоваться почему? – спросил Бальзак, и насмешка из его глаз перекочевала в голос. - Я не в настроении! – рявкнула Гечка, чуть ли не отрывая ремешок от туфли. - Хорошо. Извини. Что случилось, дорогая? - Так еще хуже. Ни сочувствия от тебя, ни понимания! Бальзак вздохнул и глотнул кофе в ожидании, когда соседку пробьет на красноречие и она, наконец, объяснит, что у нее там случилось. - Баль, ты представляешь, что прямо во время прогулки у меня по ноге пополз чулок! Это было просто ужасно! И унизительно! И негде его поправить! Хватит ржать, Баль! Мне правда нравился этот парень, а теперь я даже трубку не возьму, если он позвонит! Бальзак честно пытался сдержать смешки, даже привалился к стене, чтобы она оказала ему опору и поддержку. - Господи, женщина, ты бесподобна и совершенно прекрасна, даже в сползшем до колена чулке, - сказал Баль, когда ему удалось совладать со смеющимися губами. – А этот парень будет полным психом, если не перезвонит тебе. - Лесть тебе не поможет! - А я и не льщу, - уже успокоившись, ответил Бальзак. - Будешь картошку? - С грибочками? - С грибочками, еще есть маринованные огурцы. Гексли сдула челку со лба, поправила лифчик и походкой от бедра вплыла в кухню. - Так что там с твоим свиданием? – рассеяно спросил Баль, отпивая кофе. – Как понимаю по истории с чулком, оно не сложилось. - Да! – ответила Гексли набитым картошкой ртом. – Я расстроилась и мне нужно сочувствие и понимание, а не черствый ты! - Загляни к нашим соседям, будет тебе и сочувствие, и понимание. Причем не важно к соседям сверху, снизу или напротив ты пойдешь, - сказал Бальзак, критически осматривая наряд Гексли. Чулки во гневе были стянуты и выброшены в мусорное ведро, прическа растрепалась, а лямки платья сползли по плечам. Вид Гечка имела разнузданный и фривольный. - Да твою ж мать! – почти простонала она, когда капнула маслом на задравшийся подол. - Надо было платье переодеть, - самым занудным тоном заметил Баль, - или оно отправляется в утиль вместе с чулками? - Не гундось! Гечка резко встала и ушла в комнату. Бальзак лишь мученически вздохнул и допил свой кофе. - Я плюну тебе в лицо, если ты заставишь смотреть меня Кубрика, - сказала Гексли, вернувшись к тарелке с подостывшей картошкой и грибами. Бальзак удивленно вскинул брови. Причем тут, собственно, Кубрик? С мятой футболки Гексли на Баля смотрели сумасшедшие глаза Джокера. - Мне он не нравится, - осторожно ответил он на всякий случай, чтобы не получить прицельный плевок от Гечки. - Но я могу заставить тебя смотреть передачу про насосы по дискавери. - Она не идет по телевизору! – наугад сказала девушка и звонко хрустнула маринованным огурцом. - Зато есть безлимитный интернет, аккаунт на торренте и монитор с большой диагональю. - Ты чудовище. Кажется, Баль что-то гуглил и, когда вернулась его раздосадованная испорченным свиданием соседка, оставил открытой страницу со статьей про Кубрика. - Нет, - просто ответил ей Бальзак.
*** - Привет, - поздоровалась Гечка, открыв дверь, - что-то случилось? - Нет, все отлично, - ответил Нап, широко улыбаясь. – Вот решил заглянуть к вам. Он протянул девушке стопку дисков с фильмами про далекое-далекое будущее. - Заходь, - велела Гексли и пропустила Наполеона в свою обитель. Рабочая неделя пролетела практически незаметно. Нап не виделся с Жуком. Оказалось, что они придерживаются практически одинаковой линии поведения: приходить домой только поспать, а при встрече с соседом по квартире сухо поздороваться и убраться куда-нибудь. Нап честно попытался пару раз поговорить с Жуковым о Досточке и своем присутствии в его квартире, но взаимности со стороны соседа не заметил. Жук, только сказал; «живи и не трахай мозги». Но общаться нормально все равно не получалось и Нап начал вяло подыскивать себе другую квартиру. Внезапно, оказалось, что Гечка и Баль - на всю голову странные, но милые и душевные. Проводить с ними время по вечерам было похоже на участие в популярном ситкоме типа «Друзей» или «Американской истории». Кстати, о Бальзаке… - А где твой странный сосед? – елейным голосом спросил Наполеон. - Не говори так, он клевый, - ответила Гечка, улыбнувшись, но потом как-то посмурнела. – Он спит. Нап удивленно посмотрел на часы, едва перевалило за девять вечера. - Длинный день. Он курсач то ли добил, то ли добивает, поэтому мы не шумим, а еще лучше притворяемся мертвыми, - объяснила Гексли. - Кстати, а на кого он учится? - Сие есть тайна мраком покрытая, - Гечка удачно изобразила интонации Бальзака, но эффект был испорчен ее насмешливым фырканьем в конце. – Спроси сам. О! Джонни-мнемоник! Вот его-то мы и будем смотреть! Вечер прошел неожиданно тихо и почти по-семейному тепло, хотя Наполеону удалось поспорить с Гечкой о трех кадрах-ключах к информации в голове Джонни. А дома Напа ждал неожиданный сюрприз. Жук с ним сам поздоровался и предложил выпить пива под хоккей. Они не были фанатами и ни разу до этого не смотрели вместе матчи, но Нап не стал отказываться. Кажется, постепенно все начинает налаживаться.
***
Гекси пыталась выковарить лед из формы, чтобы сунуть его в сок. Получалось плохо. Пластмасса задубела, не хотела гнуться и льдинки никак не вынимались. Наверное, стук формой по столу и маты разбудили Баля. - Сквернословие, миледи, это порок, - чопорно и надменно сказал он из-за спины Гексли. - Не самый страшный из наших, милорд, - не оборачиваясь, ответил девушка, тут же включилась в игру. – Только не заставляй меня мыть рот с мылом. - Вот еще. Баль налил себе воды и вышел из кухни, оставив Гечку мучиться со льдом дальше. - Эй! – возмущенно крикнула она в след, - а помочь слабой девушке в нелегком деле? Баль развернулся и сонно посмотрел на встрепанную раскрасневшуюся соседку, сражающуюся с формой для льда. - Я тебе сегодня уже помог всем, чем мог, - ответил он, - суточная норма выполнена. Холодная пластмасса выпала из рук Гечки и с громким стуком упала на пол. Кубики льда выскользнул из ячеек, рассыпавшись по всей кухне. - Что, твою мать, случилось?! Гексли встревожено смотрела на Баля и видела, как недоумение от ее резкого окрика постепенно сменяется пониманием. - А это, - с досадой сказал Бальзак, дотрагиваясь до своей разбитой губы, - неудачная встреча с дверным косяком. - Не пизди, - резко ответил Гексли. - И этот косяк зовется Жуковым, - послушно добавил Баль. - Какого?!.. - Не ори и не матерись, - резко перебил начавшую заводиться соседку Баль. Он вздохнул и присел не стул, видимо, поняв, что раз косяком не отвертелся, то придется объясняться. – Собери, пожалуйста, лед. - Баль! Какой к черту лед, у тебя все лицо разбито! - Положим не все, а только губа… Ну да, выглядит не очень, но ничего страшного. Помолчи. Гексли послушно захлопнула рот, но возмущенно пыхтеть не перестала. - Такое ощущение, что ты сейчас потребуешь сатисфакции. - Баль! Удивительно, но иногда Гексли удавалось произносить его имя как грязное ругательство. Бальзак улыбнулся этой мысли и тут же поморщился, разбитую губу прострелило болью. - Хорошо. Вот скажи мне, Гек, чего ты ожидала, когда просила меня поговорить с Жуковым? - Того, что ты с ним поговоришь… - Об его разладе в отношениях с Наполеоном, - насмешливо закончил за нее Бальзак, - и о его проблемах с девушками. Боже, Гек, Жуку просто надо было дать кому-нибудь в морду и этим кем-нибудь оказался я, потому что тебе жизненно необходимо влезать в чужие отношения! - Но я же не думала… - начала Гексли, но Баль ее опять перебил. - Вот именно, что ты не думала! Гексли сдулась, даже как-то внешне уменьшилась и посматривала на соседа исподлобья. - Извини, - быстро сказал Бальзак, сбавляя тон. – Все в порядке, я просто расстроен и у меня болит лицо. Ты тут совершенно не причем. Извини. Он встал со стула и слегка поскользнулся на льдинке. - Думаю, у Жукова и Наполеона все теперь будет отлично, - сказал Баль в дверях, - собери, пожалуйста, лед. И ушел к себе. Гексли плюхнулась на пол, больно приложившись коленями, и, шмыгая носом, начала собирать разлетевшийся по всей кухне лед. - Вот какого хера? – бубнила она себе под нос. – Какого хера все так получается?!
***
Летняя ночь пьяно пахла цветами и подгнившими фруктами. В соседнем дворе отдыхала компания современной молодежи с гитарой и старой песней про группу крови на рукаве. Гексли даже удивилась, молодежь вроде, но и ей оказался не чужд вечно живой Виктор Цой. Гечка вздохнула и откусила мороженное. Вздохнула еще горше, потому что оно оказалось крем-брюле. Баль его любил и всегда заплетался языком, когда пытался произнести его название. Сама Гексли предпочитала шоколадное. Прямо перед опущенным носом Гексли возникли белые парусиновые ботинки и знакомый голос поинтересовался откуда-то сверху: - Что ты, гарна дивчина, не весела и буйну голову повесила? Гечка фыркнула и посмотрела на улыбающегося Напа. - Да в тебе, хлопец, на троих веселости. Нап открыл было рот что-то ответить, но выдохнул и махнул рукой. - Не, я в таком же духе долго не смогу, - наконец признал он. Гексли пожала плечами и откусила мороженное. - Так чего это ты одна у подъезда торчишь? – спросил Нап, присаживаясь рядом на скамейку. В пакете, который он нес, задорно звякнули бутылки. - Не хочу идти домой, а тут хорошо. Вьюноши вон Цоя поют и мороженное вкусное, - ответила Гексли, благоразумно не став упоминать про легкий душок разложения, витавший в воздухе. - А дома у тебя?.. - Ладно, - вздохнув, сказала Гечка. – Я с Балем поссорилась. Нап сдержал при себе всякие неуместные замечания о том, что даже она может поссорится с этим болезным. А еще о том, что это Бальзак во всем виноват, а милая Гексли тут не при чем. - Из-за чего? - Да так. Был повод. Гечка грустила, и Наполеону совершенно не хотелось оставлять ее одну. - Пойдем к нам. Там хоккей уже кончился, посмотрим какую-нибудь фигню, выпьешь с нами пива, - предложил он. Девушка посмотрела на соседа, потом на недоеденное мороженное и задрала голову вверх к темным окнам своей квартиры. Если Баль и не спал, то по комнатам он не шатался и, видимо, за нее не переживал. - А пойдемте, молодой человек, - согласилась Гечка, вставая со скамейки. Положительный момент во всей этой истории все-таки был решила для себя Гексли, когда поднималась по лестнице под звяканье бутылок в пакете, Жуков и Наполеон помирились. Значит и дальше все будет отлично, а Баль просто нудная бука.
***
Бальзак открыл ссылку, которую прислала Гексли. Етитово зеленый кошмар с кактусом в ковбойской шляпе на причинном месте и кривой надписью, сообщающей о том, что либо кактус, либо сам носитель данной детали гардероба «белый и пушистый». Баль вздохнул и вышел из комнаты. - Гек, ответь мне, только, пожалуйста, коротко и понятно. Зачем ты мне присылаешь фотки голых мужиков? – спросил он у затылка, хихикающей соседки. - Я присылаю тебе фотки клевых трусов! – возмутилась Гексли. – Я не виновата, что они на голых мужиках. - Клевых? Да если ты стянешь с мужчины штаны, а у него вместо белья то, что ты мне показала, то все прелюбодеяние пойдет насмарку! Гечка фыркнула и рассмеялась. - А вот ты сначала попробуй, а потом делай заявления. Сейчас твое сотрясание воздуха совершенно беспочвенно, - задорно ответила она. - Прекрати говорить умными словами, тебе ими меня не убедить. - И не собиралась. Просто уже заказала парочку этих трусов. Будем проводить эксперименты. - Никогда я не надену на чресла свои этот срам. Гекли расхохоталась. Иногда Баль был просто бесподобен. - Да. Этим бельишком ты свой срам и прикроешь или я порежу маникюрными ножницами все твои футболки со знаками биологической и радиационной опасности. - Ты этого никогда не сделаешь, женщина, тем более маникюрными ножницами! – возмущенно ответил Бальзак, тыкая в ее сторону указующим перстом. - Ну, допустим, не сделаю, но трусы каждое утро могу инспектировать! – весело заявила Гексли. - В твоих мечтах, - ответил, как отбрил, Баль. - Женщина, я помню, как у тебя не случилось соития, потому что на тебе были трусы с рисунками пятен как на шкуре у коровы. Только розовые. - Что-то нас заклинило на бельевой теме, - сказала Гечка, все еще хихикая. - Не без этого, - согласился с ней Бальзак. Как и всегда помириться с ним было просто. Гексли нужно было только забить и забыть, а сам Баль похоже и не заметил того, что они оказались в ссоре. - Ну, может, я сплю и вижу, как по утрам буду проверять рисунок и фасон твоих трусишек? – ехидно спросила Гечка. - Ты так грешна и порочна, что я настоятельно рекомендую наказание, - улыбаясь здоровым уголком губ, ответил Баль. Он выглядел отвратительно, как будто столкнулась не с кулаком Жукова, а с бульдозером. Сине-лиловый синяк заполз на подбородок и часть щеки, губа слева распухла и периодически начинала кровить. - Епитимия и чтение отче наш? – невинно поинтересовалась Гексли, стараясь не пялиться на боевые ранения Бальзака так откровенно. - Не опошляй еще и религию. Смирения и безграничного понимания святого отца в Бале было хоть ложкой вычерпывай. - Ну конечно, в ней же ты у нас спец, - с сомнением сказала Гечка. - А еще и в наказаниях, - ехидно-елейным голосом ответил Баль. У Гексли в голове не укладывалось, как у него получался такой тон. - Намеки на садо-мазо. Серьезно? – с напускной брезгливостью спросила девушка. - Нет. Я имел в виду всего лишь мытье полов… - сказал Бальзак, сделав эффектную паузу. Гексли мученически застонала. - … ибо нет для тебя наказания страшнее, чем систематическое принуждение к мытью полов. Блин, я все еще не помню, где наша швабра. - Баль, вот скажи мне, как человек, постоянно делающий саркастические замечания, ты сам не может распознать сарказм? – спросила Гескли и крутанулась на стуле. - Ну, - Бальзак даже задумался на секунду, подыскивая ответ, - у меня как-то само собой получается, а вам приходится для этого напрягаться, вот и выходит, что я не ценю чужой труд. Гечка вздохнула. Ее сосед был ужасным человеком. Ужасным-ужасным. - Я обязательно порыдаю за то, чтобы твоя душа попала в ад, - сказала она и скорчила страшную рожу. - Боженька меня бережет, потому что я ему регулярные жертвы выписываю. Так что извини, но твои слезы не помогут. Меня ждут райские кущи и девственные гурии. - А как же твоя вера в Великую черепаху А'Туина? – хватаясь за сердце, изумленно спросила Гексли. - Одно другому не мешает, - философски ответил Баль, пожав плечами. - Не определившийся язычник! – сказала девушка с обвинительными интонациями. Баль коротко поклонился. - Склонный к театральщине. Баль поклонился еще раз. Гечка расхохоталась и пару раз крутанулась в кресле вокруг своей оси.
***
Гексли столкнулась с Напом на лестничной клетке. - Место встречи изменить нельзя! – вместо «здравствуй» сказал он. - Привет. Мы сегодня будем смотреть… не знаю, что-нибудь. Хочешь с нами? – предложила Гексли, поднимаясь по ступенькам. - Когда это я отказывался от «чего-нибудь»? - Вот уж не знаю, - ответила девушка растягивая гласные. – Заходи ближе к ночи и будет тебе счастье! Гексли открыла входную дверь и прямо с порога крикнула в глубину квартиры: - Баль, ты себе даже не представляешь, с каким я была мужчиной сегодня! Раздался звук падения и невнятный бубнеж Бальзака в ответ на крики: - И предпочту остаться в блаженном неведении. Дверь захлопнулась, оставляя продолжение истории о «таком мужчине» за двумя замками. Нап улыбнулся каким-то своим мыслям и даже не обратил внимания на то, что барышня из квартиры напротив не бросила «пока» на прощание. - У него такие руки! – продолжала вещать Гексли, разуваясь. - Волосатые? – спросил Бальзак, поднимая пустые коробки из-под какой-то техники, которые грохнулись со шкафа. - Да чтоб ты еще понимал! – возмутилась Гексли. - В мужских руках? Куда уж мне. - Хотя и правда они у него волосатые… - подумав, согласилась она. – К нам вечером Нап придет. - Ему тут медом намазано? – горестно вздохнул Баль. - Нет, я его пригласила. И не строй из себя обиженного и оскорбленного, просто признай, что он тебе тоже нравится! - Тоже? – спросил Бальзак, которому удалось запихнуть коробки обратно на шкаф. – Женщина, только не говори мне, что нам придется искать новое жилье или выбираться в магазин через окно. Тут пятый этаж между прочим и до пожарной лестницы не долететь даже с разбега. - О чем это ты? – не поняла Гексли. - Скинь в корзину, что тебе постирать надо, - думая уже о чем-то своем сказал Бальзак. Гечка задумалась и пошла, разбирать свалку из одежды на кресле. - Если тебе настолько люб наш сосед, что он мне ТОЖЕ должен нравиться, - продолжил Баль, поймав упущенную мысль, - то есть шанс, что ты его соблазнишь, самым грязным образом надругаешься над его тушкой и бросишь с разбитым сердцем, лишив веры в любовь и женщин. Гексли оторвалась от разглядывания голубого сарафана с голубями и уничижительно посмотрела на Баля. - Я имела в виду, что ты ему почему-то симпатичен, - холодно ответила она. - Как и он тебе. - Гек, не превращай мою жизнь в мелодраму. Мне, простите, мужчина, с которым Нап живет, из-за него лицо разбил. - Это ли не любовь? – ехидно фикрнула Гечка. - Да иди ты!
***
Гексли ушла в магазин за их будущем ужином, потому что расписной Баль отказался выходить на улицу под таким незавидным предлогом. Стиральная машина пискнула одновременно с кофеваркой. Подумав, Бальзак решил сначала развесить вещи, а уже потом предаться праздным удовольствиям вместе с кофе. Когда он, балансируя на одной ноге, пытался закинуть на веревку наволочку, в дверь позвонили. Глухо ругнувшись, Баль пошел открывать. Он надеялся, что это не Нап пришел так рано. На пороге оказался Жуков с большим тортом. - Привет, - удивленно поздоровался Баль. Вопрос: «какого хера?!» он оставил при себе. - Привет, как лицо? – спросил Жук. - Все нормально. Ситуация была донельзя неловкой и мокрая простынь со звездами и скачущими единорогами на плече Баля делала ее только глупее. - Это тебе, - сказал Жук и буквально впихнул в руки Бальзаку торт. - Ага. Спасибо, - ответил Баль, таращась то на презент, то на Жука, то на зеленые луга с белыми единорогами и звездами. - Ну, пока, - попрощался Жуков, хлопнув соседа по плечу, и ушел. Бальзак закрыл дверь. Отнес простынь на кухню, а торт в ванную. Потом понял, что сделал что-то не то и поменял поляну со звездными единорогами и шоколадный торт местами. Кажется, в системе ценностей Жукова Бальзак находился где-то между девушками с рюшками и котятами с бантами.
ГЕКСЛИ – ЖЕЛЕЗНАЯ БАБОЧКА Посвящаю лучшей Гексли в мире – Клякса_из-под_пера. Да сбудется всё, что ты задумала!
Когда я произношу про себя: «Ге-ексли», то вижу отнюдь не некоего дяденьку, фамилия которого дала в каноне название этому ТИМу, а Гекльберри Финна, шустрого другана Тома Сойера. Произнесите в социофандоме: «Ге-ексли», и вы увидите, как кто-то с досадой покривится, а кто-то расплывется в мечтательной улыбке. Причём первый – не обязательно Максим, а последний – не обязательно Габен. Но равнодушных не будет. Вокруг них всегда куча людей, у них всегда куча дел, и они опаздывают куда-то или забывают что-то не специально. А именно потому, что «я такая затуркана, така затуркана!!» Я однажды была свидетельницей самобичевания классической Гексли, «резвой, кудрявой, влюблённой». Подруга порвала с ней отношения потому, что та то и дело куда-то пропадала, не отзванивалась, не отписывалась по месяцу и больше. Аргумент Гексли: «Ну мне же некогда просто! Но я всё время, всё время о ней думала!!!» В этом они все. «Пожалуйста, оставайтесь на линии или перезвоните позже. В настоящий момент абонент разговаривает», только и всего. Габен не дожидается. Просто приходит и берёт за шкирботник… то есть внимательно смотрит в глаза, хотела я сказать! Тогда Гексли вспоминают, какое дело у них самое важное. Изо всех ТИМов Гексли – самый-самый чувствительный к тому, что о нём думают люди, и потому старается поступать так, чтоб они думали максимально хорошо… но поскольку никто из нас таки не доллар, чтобы нравиться всем, Гекам приходится трудненько в этом лавировании. За что они и получают репутацию «заслуженных артистов». Классический пример – Джулия Ламберт из моэмовского «Театра» – одно удовольствие читать, как лихо она уделывает своих мужчин, оставаясь при этом до самого конца в их глазах белопушистой… ну прелесть же! Причём всё это производится не для достижения каких-то корыстных целей, а просто «для-того-чтобы-меня-все-любили-как-можно-меня-не-любить?» И правда, как не любить такую весело порхающую бабочку, такую связку разноцветных воздушных шариков?! Это ЖЕЛЕЗНАЯ бабочка и СТАЛЬНЫЕ шарики, ребята. Steel balls, как говорят янки. Считается, что Гексли – самые большие любители «динамить». Ах, вот, вот же она, эта бабочка, трепещет яркими крылышками почти что у меня в руке! Вот-вот она станет моей, она же смеётся моим шуткам, берёт за руку и заглядывает в глаза. Разумеется, берёт и заглядывает, вам же хорошо от этого, и она делает то, что вы от неё ждёте. Но за вашей спиной она уже вызывает к подъезду такси. Всем давать – давалка отвалится, дорогие товарищи. Выслушать, посочувствовать, развеселить, решить вашу проблему, дать совет – да сколько угодно! Но не более того, звиняйте. И при всём своём внешнем легкомыслии Гексли из тех, кто способен хоть всю жизнь дожидаться любимого, а потом за ним – в сибирскую ссылку. Она вытянет всё, как ломовая лошадь. И на скаку, и в избу, и всё – порхая, и всё – с улыбкой. Конфликтёр Гексли – Максим, супер-эго – Жуков. Это вам не баран чихнул, а ведь Гексли может противостоять им обоим, как никто другой. Я написала несколько фиков с главной героиней – Гексли. «Янтарь и сталь», «Песни с волками», «Воительница и мудрец», «Плач гитары», «Shit happens». И всеми своими «боевыми Гекслями» я от всей души горжусь. Их можно убить, но сломать – невозможно. Когда мне для текущего фика понадобилась младшая сестрёнка главного героя (то есть Дидье, да) которая растёт в совершенно гнетущей, почти тюремной атмосфере, оставшись сиротой и без защиты, у меня никаких колебаний в отношении её ТИМа не было . Гексли. Только Гексли.
Ключевое слово для меня в определении Гексли – ВНЕЗАПНО. Так вот, ВНЕЗАПНО:
УПД от посвятителя: «А ещё надо написать, что мы всегда за всех переживаем и выслушиваем, и что мы офигенные эмпаты. И если к нам пришёл Есенин, мы будем плакать с Есениным, блин».
НУ, ЕСЛИ КТО-ТО ЕЩЁ НЕ ВИДЕЛ... Незадолго до начала съемок "Хоббита" Питера Джексона вызвал к себе главный продюсер. Он желал узнать, чем Джексон собирается заманить на свой фильм разные слои целевой аудитории. - Все продумано! - бодро отрапортовал режиссер. - Для толкиенутых приготовили неподдельный Шир. Кстати, чтобы проникнуться духом эпоса, во время съемок актеры жили в хоббичьих норках. - И что же? - заинтересовался продюсер. - Прониклись? - Еще как. Уходить не хотели. Особенно когда узнали, что дальше по плану съемок - орлиные гнезда. - Не щадят наши люди себя на работе, - умилился продюсер. - А для зрителей-мужчин что придумал? Ну там, знаешь, от двадцати до пятидесяти, средний класс... - Эпические сражения! - Джексон помахал отрубленной головой гоблина. - Реальная бойня! Кровь-кишки-раскочевряжило. - Рубилово, значит, - одобрил продюсер. - Окей! А для детишек? - Дык то же самое, - удивился Джексон. Но, поймав взгляд продюсера, исправился: - Старичок-лесовичок! Живет в согласии с природой. - Зверушки будут? - Непременно. Ежики дохлые. Сурки дохлые. Кролики... - ...дохлые? - Ездовые. - Волшебно! Что для российской аудитории? - Один из гномов - выходец из Сибири. - Джексон убедительно помахал шапкой-ушанкой. - А для эстетов? - Эльфинариум. - Для поклонников выразительной актерской игры? - Горлум. - Прелестно. Питер, вы все предусмотрели. Ну и, наконец, чем привлечете женскую аудиторию? - Ну... Э-э-э... - замялся Джексон. - Кагбэ... Мы рассчитывали... Он затих и виновато вздохнул. Продюсер схватился за голову. - Питер, как вы могли?! Неужели вы думаете, женщины ломанутся смотреть на Шир? На хоббитов? На Горлума? И что вы там им еще предлагаете... - Дохлых ежиков, - тихо отозвался пристыженный режиссер. - Все пропало! Я разорен! - Нет, позвольте! - вскинул голову Джексон. - Но ведь есть еще Кэмбербэтч наш Бенедикт. - И сколько времени ему отведено в первой серии? - Пять секунд, - потупился режиссер. - А что делать? У него посекундный тариф! - Вы сошли с ума! В первом фильме у вас был Арагорн! Леголас! Боромир! И этот, как его... Фандорин. - Фарамир. - Да какая разница! Главное - там был герой-красавчик. Пятеро! На любой вкус, включая мой. А теперь кого вы предложите женщинам? Черт побери, Питер немедленно введите в фильм красавца. Мужественного, подтянутого и сексуального. - Где ж я его возьму? - взвыл Джексон. - У меня одни хоббиты, орки, гномы, тролли и варги! - Где хочешь, там и бери, - отрезал продюсер. - Но чтобы завтра был! Всю ночь Питер Джексон провел в мучительных раздумьях. То омолаживал Гэндальфа и вводил любовную линию с Галадриэль. То пытался выжать сексапил из хоббита, бывшего Ватсона. В отчаянии, слушая голос подсознания, он даже ввел в сюжет могучего лося, оседланного прекрасным эльфом. Но сознание настойчиво попросило его на этом остановиться. Лишь к утру на измученного Джексона снизошло озарение. - Гном, - прошептал он. - Главный гном! - Позвольте, - возмутился из-за двери продюсер (он подслушивал). - Они же коротышки! Но Джексона уже ничего не могло смутить. - У нас будет такой гном, - торжественно заявил он, - что на его рост никто не посмотрит! Так появился Торин.
- Вот теперь тебя люблю я, - сказал Джексону довольный продюсер. - Вот теперь тебя хвалю я. Наконец-то ты, грязнуля... - Я бы попросил! - с достоинством перебил Питер. - Это не грязь, а боевая раскраска урук-хая. - Кстати об урук-хайях... - задумчиво сказал продюсер. - Вам не приходило в голову, Питер, что антагонист нашего героя тоже должен быть сексуальным? Кто у вас там враждует с Торином? Орк? Джексон взвыл и забился головой об стену.
Бильбо ВОРУЙ УДИВЛЯЙ Беггинс Гендальф ИМАЙЗИНГ ГРЕЙ Митрандил Галадриэль ДА ТЫ ВЕДЬМА Владычица Лориэна Саруман МЕНЯ НИКТО НЕ СЛУШАЕТ Белый Торин ТУ СЕКСИ ФО Ё ЩИТ Дубощит Радагаст НАРКОМАН ШТОЛЕ Бурый Смог ВСЁ ЕЩЁ НЕ КУМБЕРБАТЧ Золотой Трандуил ЛОСИ И ВОЛОСИ Король эльфийскай Голлум ГОЛЛУМ ГОЛЛУМ Голлум. Себастьян ЗОМБИ ТОЖЕ ЗВЕРИ еж Фродо ОПЯТЬ ТЫ Беггинс
Кысь (19:44:33 11/12/2012) хочу такую шапку nethouse.ru/static/img/0000/0000/2188/2188113.j... Гелочка (19:45:33 11/12/2012) куда ты в ней пойдешь? Кысь (19:45:43 11/12/2012) на работу? Кысь (19:45:50 11/12/2012) Сегодня видела чувака в такой Гелочка (19:45:56 11/12/2012) окстись Гелочка (19:46:04 11/12/2012) ты взрослая женщина Гелочка (19:46:15 11/12/2012) у тебя ШУБА
ПРОСМАТРИВАЯ АРХИВЫ, НАШЛА ДИВНУЮ ЦИТАТУ НЕИЗВЕСТНО ИЗ ЧЬЕГО ДНЕВА Вот вы мне скажите, друзья, почему вокруг все такие долбоёбы, один я Д'Артаньян? Почему в мире так много зла и беспричинной агрессии? Отчего люди никак не могут понять и простить друг друга? Почему одни живут за счёт других? Почему те, кому чуть больше повезло в жизни, обманывают прочих? Почему всемирная ассоциация врачей-наркологов обеспокоена тем, что 65% рок-музыкантов употребляет наркотики, а, блять, тот факт, что в Петрозаводске спивается ансамбль балалаечников, никого не ебёт?!!
Дорогие мои, а кто-нибудь из вас дружит со страшным зверем CSS?? А то я хочу снова подключить себе плюшки дайревые, поэтому нужен новый диз. Сама я честно пробовала мутозить этот код, но попытки мои были тщетны Т_Т
Зомби зомби зомби зомби По хорошему на то, что это соционика можно забить, рассказец не об этом, он о зомбаках
Название: Давай постреляем зомби Автор:curious anonym Бета и Гамма:Чеширский Кысь и Go Go Guu Фандом: соционика позор на мои седины Рейтинг: PG-13, за описание зомбаков Жанр: сатира, мистика Размер: 3 683 слова Предупреждения: одинокое слово "хрен" в том самом смысле, графическое описание зомби, сомнительное чувство юмора любопытного анонима и ее столь же сомнительная осведомленность в соционике. От автора: Писалось для Чеширский Кысь, которая и сама приложила к написанию лапку. В эти грешные три с лишним тысячи слов любопытный анонимус умудрился впихнуть, кроме самой заявки, невпихуемое. Аллюзий и всякого символизма в тексте чуть больше чем дохрена. Пользуясь случаем, передаю привет, реверанс и восторги undel за "До третьих петухов". Саммари:Т14-17 male!Жуков, male!Штирлиц, male!Бальзак, fem!Есенин, fem!Достоевский. Лето. Живописная русская деревня: берёзовая роща, быстрая речка, ржавый трактор посреди василькового поля и т.д. Идиллию нарушают зомби, сбежавшие из секретной лаборатории неподалёку. Последние уцелевшие жители деревни окопались в доме Жукова и обороняются. "- Отчего так в России берёзы шумят? – Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, их трясут зомби…" Примечания гугл вам в помощь в конце.
читать дальше Культурный отдых на лоне природы в селе Кукуево, обещал быть замечательным особенно после трудовой недели. Пока честная компания в лице Еси, Досточки, Бальзака и Штирлица еще только добиралась до места назначения, Штир успел изойтись шуточками на все лады: и про название деревни, в которой у Жукова был домик, и про сельхоз орудия, плавающие по реке, и про русские дороги, и про самого Жукова заодно. Потому что он, сволочь такая, еще в вечер пятницы отбыл из столицы в глубинку, предоставив им увлекательную возможность добираться по навигатору. Как бы то ни было они благополучно прибыли на место и, побросав вещи в доме, отправились активно заниматься долгожданным культурным отдыхом.
Живописная местность вокруг села, имеющего богатую историю в русском фольклоре, радовала глаз березами и быстрой речкой. На васильковом поле, посреди которого торчал ржавый трактор Т-25А, нежно голубеющий остатками облупившейся краски в лучах заката, Досточка с Есей собирали цветы на веночки. Веночки эти девушкам хотелось сплавить вниз по течению реки. До того, что праздник Ивана Купалы не пришелся на эти выходные, юным городским созданиям не было никакого дела. Штирлиц возился с костром, за дровами для которого совершил варварский набег с топором на березовую рощицу. Жуков пытался приобщить, походившего на бледную моль, Бальзака к прелестям сельской романтики с помощью рыбалки, тут же на бережку речки, и местных баек. Бальзак послушно сидел с удочкой, в пол-уха слушая о том, как в затоне, утонула лошадь с телегой, хотя воды там было по щиколотку, ну максимум по колено, и о секретной правительственной лаборатории, расположившейся где-то за березовой рощей. На рыбу, бредни Жукова и природу в целом Балю было наплевать, он зачитывался русскими народными сказками о чертях и прочей нечисти. Всю эту сельскую идиллию резко прервали своим появлением… зомби, которых как-то никто не ждал даже после рассказов Жукова о секретных испытаниях всяких ядохимикатов на людях в лабораториях за местным лесочком. Зомбаки были самые что ни на есть вканонные, они шли неровными рядочками, окружая живых с трех сторон. Томная романтика вечера в деревне схлынула под разлагающимся напором ароматных ходячих кусков мяса. Ожившие мертвецы выглядели колоритнее киношных: серая кожа отваливалась вместе с плотью, следы зубов на разных частях тела, местами выгрызенные куски, в общем, все прелести каннибализма были на лицо. Хотя подались вполне свеженькие экземпляры, только надкушенные, так сказать, они были опаснее всего, так как двигались проворнее остальных, им не мешали отсутствующие конечности или сгнившие сухожилия. Этих зомби легко было принять за людей, не смотря на вялые угловатые движения, что могло послужить роковой ошибкой. Но встречались и настоящие развалины, от вида и смрада которых хотелось уединиться в каких-нибудь кустах, слезно прощаясь с содержимым желудка. Крови не было, она давно свернулась и почернела, превратившись в эдакую боевую раскраску на телах живых мертвецов. Пустые, местами отсутствующие глаза выцвели и приобрели водянистый серый цвет, зрачки были сужены и не реагировали на свет. Зомби не видели, они слышали и чувствовали свежую теплую плоть, пригодную для пищи. Пожалуй, только общий силуэт и лохмотья одежды являлись признаками того, что некогда эти монстры были людьми. Бросив удочку и, схватив в одну руку Есю, которая хрупкая девушка и в босоножках, а в другую Баля, который хотя и мужик, но больно уж на моль бледную похож, Жук резво бросился бежать через поле к дому. Штирлиц, хоть и не внушал Жукову особого доверия, но в том, что бегает он быстро и Досточку с собой прихватит, сомневаться не приходилось. Машин, оставленных компанией у дома, на месте не оказалось, видимо местные умельцы уже успели их взломать и укатить из деревушки куда подальше. Зато кругом было полно зомбаков. В лучших традициях фильмов ужасов компания молодых людей забаррикадировалась в деревянном доме посреди глуши, вокруг которого гуляли ожившие мертвецы. – Слушайте, а может это вообще не зомби, а местные алкоголики и у них этот… как его?.. О!.. бодун у них, – предположил Штир, двигая вместе с Жуковым железную советскую кровать к двери. – А топор, торчащий из башки у одного из них, – это средство от похмелья, – саркастически ответил Баль, высматривая, чем бы еще перегородить окно, – Штир, кстати, о топорах… Тот показал жестом сторону печки, около которой валялся захваченный им во время бегства инструмент. Баль кивнул. – Эй, послушайте, а там же люди еще остались, их спасать надо, сожрут ведь! – взволновано сказала Досточка. Все посмотрели на нее и вспомнили, что бывает в ужастиках с героями, когда они рьяно пытаются кого-то спасти. – Ну, я криков за окном пока не слышу, – ответил Баль. И правда, тишина стояла несколько гнетущая. – Надо спасать, – сказал Жук, как отрезал, поднял у печки топор, одним рывком сдвинул кровать вместе со Штиром, повисшим на железной спинке, и вышел в ночь к зомбакам спасать от них сельское население. – Досточка, что же ты наделала? – со слезами в голосе спросила Еся, которая, видимо, уже устраивала Жукову военные похороны, как павшему во время подвига герою. – А нас кто спасать будет? Я вообще блондинка, а блондинок всегда первыми убивают! Штирлиц с Балем даже оторвались от восстановления баррикады, пытаясь нащупать в последнем заявлении девушки логику. Досточка глазами с влажной поволокой умоляюще смотрела на парней. – Не паникуй, Есечка, – стараясь успокоить, сказал Штирлиц, – ты, что Жука нашего не знаешь, его же ни одна зараза не возьмет. Еся согласно закивала, мол, действительно знает и действительно не возьмет. – Мы костер потушить забыли, – так же внезапно, как и в первый раз, подола голос тихая Досточка, прибывавшая в глубоком шоке от увиденного кошмара посреди российской глубинки. – Это не та проблема, которая должна тебя волновать, – ответил Штир, сам только сейчас вспоминая о непотушенном костере. – Не хорошо как-то, пожар может начаться, – сказала Досточка. – Мы все равно умрем, какая разница от зомбей или от пожара? – меланхолично спросил Баль, доставая из печки угольки. – Вот ты только еще не начинай¸ – попросил его Штирлиц, которому и девушек на свою голову хватало. На улице все так же было подозрительно тихо, собаки не выли, люди не орали, зомби со смачным хрустом никого не жрали и только кузнечики стрекотали себе преспокойно в траве. Не верилось даже, что где-то там за загороженной всяким хламом дверью ходят ожившие жертвы научных экспериментов и плодят себе подобных. Только мертвечиной да гнилью в доме завоняло ощутимее. – Жука долго нет, может за ним пойти, с ним что-то могло случиться, может его спасать надо, – начала причитать Еся, схватив Штира за рукав. Штирлиц же сверкнул глазами на Бальзака, чтобы тот молчал, а то после замечаний их вечно недовольного критика Еся себе таких страстей напридумывает, что сама кинется спасать Жукова, но Баль возился с угольками, ему было не до их смертных дел. – Ну, что с ним может случиться, – поглаживая Есю по голове и пытаясь вырвать свой рукав из цепких пальцев, сказал Штир, – это же Жук. Он у нас сильный, смелый и всех спасет. – Он редактор спортивного журнала, а не Коммандос, – между делом заметил Баль. – Сначала спасет соседей, потом спасет нас, – не обратив внимания на ремарки Бальзака, продолжил говорить Штирлиц, – может потом и зомби спасет заодно с планетой всей. Он, наконец, вытащил из пальцев Еси свой рукав, и столько раз повторил слова про спасение, что чуть было сам в это не поверил. Есечка завороженная скорее уверенными интонациями Штирлица, чем смыслом его слов, немного успокоилась и на время свернула все операции по вызволению Жукова из вражеского стана зомбаков. Во взгляде Досточки ясно читалось, кто ее герой, успокаивающий перепуганных девушек, и это явно был не отбывший на поиски уцелевших редактор спортивного журнала. Баль кисло посматривал на всех собравшихся, но свое ценное скептическое мнение держал при себе. Общими усилиями обыскали дом на предмет оружия против зомби. – Негусто, – резюмировал Штирлиц. За исключением топора, который унес с собой Жук, посуды и еды, у них имелись два тупых ножа, одна открывашка, три кривых гвоздя, штопор и банка подозрительных солений, которую в случае чего можно было метнуть. Арсенал не большой, для ближнего боя в основном и против зомбей совершенно бесполезный. Даже ножек от табуреток и тех не нашлось, по причине отсутствия самих табуреток, загородная резиденция Жукова была обставлена плетеными креслами. На улице тем временем наметилось подозрительное оживление. Люди по-прежнему не орали, зомби не чавкали, а собаки не выли, но вот шаркающие с подволакиванием ног шаги и мычащие горловые стоны слышались теперь отлично. Напряжение росло. В дверь влетело что-то с глухим звуком, как будто пустой башкой по дереву стукнули. В доме все так и замерли, задержав дыхание. – Открывайте, я это, – раздался бодрый голос Жукова с той стороны. Трио и Баль в доме выдохнули и в четыре пары рук принялись сдвигать баррикаду от двери, чтобы впустить вернувшегося героя. Пред очами их в дверном проеме предстала картина, точно сошедшая с гобелена «Девочка с ягненком», только в роли девочки выступал пыльный и изрядно помятый Жуков с топором за поясом, в роли ягненка – белая коза Машка, а вместо овцы рядом топтался беззубый дед Ильич в шапке-ушанке, придерживающий подмышкой черного петуха. Штир с Балем задвигали в обратную обваливающуюся баррикаду, пытаясь привести ее в боеспособный вид. Еся повисла на Жукове, отряхивая его от пыли и грязи, только от ее усилий он приобретал вид еще более пыльный и помятый. Досточка поила Ильича апельсиновым соком и слушала его старческие бредни про всадников апокалипсиса. Коза Машка жевала покрывало на кровати. Черный петух ходил по комнате, мел хвостом пол, кудахтал и гадил. – Ну что там? – не выдержав, спросил Штирлиц у Жукова. Хозяин недвижимости в деревни полной мертвецов недобро стрельнул глазами, набычился. – А ничего. Много зомби, – неохотно ответил Жук, – без машины не выбраться. Снаружи в подтверждение его словам поскреблись в стену и застонали, переходя в хрип. Пахнуло разложением. Думать о том, что стало с остальным немногочисленным населением деревни, резко расхотелось. – Жук, а у тебя подпол тут есть или подвал? – спросил Баль, меняя тему. – Неа, есть сарай на улице, так что подкопа не устроишь, – ответил Жуков. Бальзак кивнул, в общем-то, он не с этими целями спрашивал, его скорее наоборот интересовало, нельзя ли пробраться в их бастион с тыла, на тот случай если тупые зомби неожиданно окажутся на редкость интеллектуальными. Ильич, впадающий в религиозный экстаз, продолжал шамкать беззубым ртом про всадников апокалипсиса и звезду полынь на их бедовые головы. Досточка не знала, куда девать глаза, сидела рядом, тряслась, и уже было совершенно не понятно, кто ее пугает больше крестящийся сумасшедший дед, цитирующий Богослова, или разлагающиеся трупаки за окном. Штирлиц препирался с Жуковым, разрабатывая план эвакуации. Досточка не выдержала и сбежала к козе Машке, жующей покрывало, оставив Ильича, повернувшегося на библейском эсхатологическом мифе, в обществе Бальзака. Тот слушал Ильича внимательно, исправляя неточности в трактовке Откровения и событий, связанных с поднятием мертвецов, а сам тем временем что-то чертил угольками на полу у окна. Есечка металась по комнате на грани истерики, петух путался у нее под ногами, недовольно кудахтая, отлетал. Зомби подвывали, мертвячиной тянуло все ощутимее. – А может попробовать с ними договориться, предложить им свинку там или коровку? – тихо спросила Доста. – Досточка, солнышко, ты, что никогда-никогда не смотрела фильмов про зомбиапокалипсис? Какие к чертям свинки, нас потом эти свинки самих съедят и не подавятся! – ответил ей Штир, порядком доведенный препирательствами с Жуковым, – Зомби же жрут мозги? Так и давайте отдадим им Жука, ему мозги вообще ни к чему. – Ага, чтобы еще и мой… наш последний оплот надежды на их сторону перешел, нет уж! – резко отозвалась Еся, которая одного Жукова больше никуда отпускать не собиралась, без него было слишком страшно. Да и вообще он ей самой нужен. – Баль, ты охренел? Зачем пентухи-то?! Тебе зомбаков мало, еще какую-нибудь ктулху призвать хочешь?! – закричал Штирлиц, заметивший, чем под шумок занялся Бальзак. – Пентаграмма – один из старейших охранных символов, – совершенно спокойно ответил Баль, не отвлекаясь от черчения. – И что? У нас зомби-мутанты из пробирок, им твои экзорцизмы до одного места, – иронично заметил Штир. – Значит, буду вызывать какого-нибудь залетного сатану, а потом за ваши души попробую стравить его с зомбаками, – ответил их экзорцист-самоучка, не прекращая чертить углем кривоватые пентухи. – А почему зомби-мутанты? Вдруг Баль прав и это действительно что-нибудь религиозное, ну там карма, кара небес, старое проклятие, – сказала Еся, резко прекратившая метаться по комнате, пугая петуха. – Тогда надо посыпать перед всеми входами и выходами соль, она злых духов отгоняет! – Есечка, ты «Сверхъестественное» пересмотрела, какие злые духи? – спросил Жук, он этот самый сериал смотрел вместе с Есей, которой было слишком страшно смотреть его одной, и даже терпеливо слушал ее радостные повизгивания о братьях Винчестерах. – Нет, но мало ли, – ответила Еся, бодро принявшаяся посыпать солью все возможные поверхности, так что даже в Досту прилетело. – Вы с ума посходили? – спросил Штир, пытаясь остановить Есю, – Баль, ладно Еська – девушка впечатлительная, но ты-то разумный человек! – Гаудеамус игитур… как его там?… Йу-ювенус дум сумус… эм… Пост юкундем ювентутем, пост молестем сенектутем… эээ… нос хахебит хумус, – мстительно забубнил Бальзак, который по латыни помнил еще только патерностер и про вени, види, вичи. Впечатленные Штирлиц и Жук кинулись затыкать ему рот. – Идиоты, это студенческий гимн, он только головную боль вызвать может! – крикнул Бальзак, отбиваясь от взбеленившихся друзей, возивших его по полу. – Отпустите меня, кретины! Да это я чтобы Ильича успокоить! – А? – тупо спросили два добрых молодца, выпуская из хватки помятого парня, и посмотрели на Ильича. Дедок спал, сбив ушанку на глаза и причмокивая во сне беззубым ртом. – Ему страшно было и он, ну, бредил, я ему сказал, что есть специальные символы, которые демонов внутрь не пустят, что я их нарисую, и все будет хорошо, – отряхиваясь, сказал Баль, – он же старый человек, откинется еще… Северная стена затряслась от мощных ударов, раздался истошный визг и все опять стихло. Досточка испуганно пискнула, вжимаясь в кровать, Еся, побросавшая соль, спряталась за мужественно побледневшего Жукова, Штир заорал и стиснул Баля, тот хрипел, пытаясь не задохнуться. Ильич проснулся, зашамкал молитвы, перекрестился и снова уснул. Коза Машка, звякая колокольчиком, пыталась с покрывалом, на котором сидела Досточка, спрятаться за баррикаду. Петух всполошился больше всех, закричал, захлопал крыльями, взлетел невысоко, врезался Есе в лопатки, роняя на пол, с клекотом приземлился на есину поясницу и в довершения ко всему больно клюнул упавшую девушку в попу. Еся забилась, закричала и разревелась. Жуков с жаждой отмщения в глазах кинулся карать петуха, петух кудахтал громче верещащей Еси и улепетывал от разъяренного хозяина дома по всей комнате. – Оставь птицу, он за таймер! – хватая пробегающего мимо Жука за штанину, просипел отбившийся от испугавшегося Штира Бальзак. – Лучше женщину свою успокой. Жуков, изображающий земное воплощение Немезиды, опомнился, петуху можно шею и потом свернуть, у него же Еся плачет! Они дружно кинулись успокаивать Есю, которая жаждала смерти петуха еще больше чем Жук. Ей уже было плевать на зомби, которые хотели порвать их на лоскуты, плевать на то, что в этой комнате собрались последние выжившие и нужно держаться вместе, по заветам незабвенного Голливуда, на все плевать. Этой птичке больше не кукарекать. – Выкинь его на улицу! – сказала Еся Жукову сквозь слезы. – Хрен тебе, – ответил ей Бальзак. – Еще раз баррикаду разбирать не будем и петух нам нужен. – Зачем это? – спросил Штирлиц, прежде чем Жук успел открыть рот, про баррикаду он был вполне согласен, а вот зачем им истеричная птица совершенно не понимал. Баль поймал нервного петуха, прижал к себе, как родного, и стал наглаживать подергивающуюся птичью шею. – Потому что остается призрачный шанс, что у этой байды с зомби все-таки мифическое происхождение, а значит, что с третьим криком петуха она пропадет, – лекторским тоном объяснил он свою мысль, расхаживая по комнате, петух пушил хвост и довольно квохчал. – Хотя зомби имеют явно не славянское происхождение, у нас вообще в мифотворчестве разлагающихся трупов не предусмотрено, разве что Кощей, да и тот скелет. Но! Упокоиться все равно должны. – Эта курица только что тут орала, как будто ее резали, – сказал Жук. Все резко замолчали прислушиваясь. В доме сопел спящий Ильич и цокала, переступая копытцами, коза Машка, на улице ухали и топтались зомби, сопевшие громче старого Ильича. – И не помогло, – оборвав молчание, закончил свою мысль Жуков. – Нужно чтобы перед рассветом, или после рассвета, или во время рассвета, я не знаю точно, как по времени кричат петухи, – ответил Баль, наглаживающий птичью спину. – Еся, не надо птичку выкидывать, тебе же уже совсем не больно, ведь правда? – попыталась заступиться за несчастное создание Досточка. – Ладно, пусть живет, – сдаваясь, буркнула Еся. За окном, кряхтя и постанывая, шатались зомби. После всех воплей связанных с петухом, сидеть в тишине и относительной безопасности, слушая ковыляния трупаков, которые еще и с ритма постоянно сбивались, оказалось страшнее, чем бежать от этих же самых трупаков лесом-полем. – Отчего так в России берёзы шумят?.. – надтреснутым голоском затянула Еся и тут же умолкла. – Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, их трясут зомби… – бесцеремонно сказал Штирлиц, видя, что продолжения у концерта не будет. – Давай что-нибудь повеселее. – По реке плывет топор из села Кукуева, – бойко начала Еся, но как-то стушевалась, и последние слова разобрать в ее бормотании стало свершено не возможно. – Ну, и пусть себе плывет железяка… – Еся, – только и смогла сказать густо покрасневшая Досточка, поглядывая при этом почему-то на Штирлица. – А мне нравится, – веско сказал Жуков. Еся аж просияла вся и продолжила напевать с еще большим энтузиазмом: – За лесами, за горами горы да леса. А за теми, за лесами лес да гора. А за тою за горою горы да леса. А за теми за лесами трын да трава. Там луга заповедным диким лесом поросли, и древа в том лесу стоеросовые, на них шишки простые, не кокосовые! – Ты-то о петушиных криках откуда столько знаешь? – спросил Штир у Баля, не отвлекаясь больше на есино пение – Я бедный студент гуманитарного вуза, у меня столько хлама в башке, – честно признался Бальзак, – ну, и я русские народные сказки читаю сейчас. – А, вроде как бел-глюч камень алатырь и прочая фольклористика, – сказал Штирлиц, чуть нервно улыбаясь. – Ага, а потом грибы отпустили, – в тон ему ответил Баль. – Вроде бы взрослые люди, все смотрели фильмы про зомбиапокалипсис, а что делать все равно не знаем, – со вздохом сказал Штирлиц, рассматривая кривоватые пентаграммы на полу. Еся задумалась, чтобы еще спеть, и пристала с этим к Досточке, которую отвлекала, дергая за штанину, коза Машка. – А это что еще за фигня? – спросил Штир у Баля, указывая на какую-то непонятную угольную загогулину. – Понятия не имею, – посмотрев на закорючки, ответил Бальзак, – может, пока вы с Жуком меня по полу валяли, линию нечаянно смазали. – Это я цветочки нарисовать хотела, чтобы красиво было, а то тут все такое мрачное, – краснея, сказала Досточка. Снаружи все так же шатались зомби, которые почему-то не предпринимали попыток прорваться внутрь или пожевать сруб. Еся негромко напевала веселые песенки, коза Машка позванивала колокольчиком, Ильич скрипел креслом, ворочаясь во сне. Ан нет, все-таки предпринимали. С жутким грохотом, вместе с дверью обвалилась баррикада. Зомби стали протискиваться внутрь дома. Их было очень много, поэтому они застряли в дверном проеме, издавая утробное рычание и булькающие звуки, отпихивая друг друга и пытаясь протиснуться внутрь. Зрелище было не для слабонервных – пустые глаза, раскрытые рты с гнилыми зубами, сизые языки, впалые щеки, свисающие с костей куски мяса. – Ну вот и доигрались, – резюмировал Баль. Проснулся Ильич и, сорвав с головы ушанку, перекрестился. На секунду все замерли и бросились врассыпную. Рассыпная эта каким-то загадочным образом оказалась за спиной у Жукова, выхватившего топором, даже коза Машка и та решила за благо схорониться за людьми. Мертвые неотвратимо надвигались, вытянув вперед жадные руки со скрюченными в предсмертных судорогах пальцами. Живые даже не вопили от ужаса, охватившего их, только плотнее вжимались в стену, уже понимая, что ничто не сможет им помочь. Но их смерть взяла сегодня выходной. На головы приближающихся зомби обвалился потолок, сквозь дыру в крыше прямо на одну из изрядно побитых жизнью пентаграмм Бальзака кто-то спрыгнул. Пред глазами изумленной публики и Жукова с топором предстал незнакомый мужик увешанный оружием в лучших традициях американских боевиков девяностых годов минувшего столетия. Автоматная очередь, ударившая по мертвецам, в секунду оглушила и ослепила людей. Мужик этот оказался вполне живым, в отличие от визитеров, вломившихся прямо перед ним, он кряхтел, хрустел суставами, матерился, на чем свет стоит, стрелял с двух рук и резво скакал по обломкам потолочной балки и баррикады, вызывая профессиональную зависть у козы Машки. Тело последнего зомби со смачным звуком тремя кусками упало на пол. Мужик прекратил стрелять. После всей этой пальбы и стонов зомби люди стояли, замерев, оглушенные тишиной. К отвратительной сладковатой вони от трупов примешался запах пороха. – Не, так только в кино бывает, – гнусаво прошептала Еся, зажимающая нос. От пережитого ужаса от нее только огромные глаза в обрамлении белых волос и остались. – Если б мы были в кино, то это была бы Милла Йовович, – так же шепотом ответил ей Баль, проявляя недюжие познания в современной поп-культуре, а потом обратился к незнакомцу, – Элис, ты ли это? – Нет, Рэдфилд, не она, – в тон ответил незнакомец, демонстрируя свою просвещенность в играх жанра сурвивал хоррор. – Ну что, болезные, отомрите уже, спасать вас буду. Болезные даже не пошевелились. Досточка как вжималась вся в Штира, закрывавшего ей глаза, уши и весь мир, так и продолжила вжиматься. Бальзак стоял ни жив ни мертв, вцепившись в трясущегося петуха, и таращился во все глаза на мужика этого загадочного. Штирлиц держал Досточку и старался не хлопнуться в обморок, что было бы несколько не по-мужски. Где-то за их спинами в самом углу дед Ильич тихо плакал в шерсть козе Машке. Жук просто стоял с топором, и его спина выглядела очень мужественно. Есечку мутило, но она пока держалась, мужественно прямая спина Жукова ей в этом морально помогала. – Там джип, – приказным тоном, чуть ли не по слогам сказал мужик, указывая на дверь, – зомби больше нет. Пойдемте, я вас отвезу в безопасное место. На удивление его тон и уверенность подействовали. Вот что значит профессионал. Они с трудом выбрались из дома по тому, что осталось от зомби и баррикады. Все это хлюпало, скрипело железными пружинами старой кровати, разило, разъезжалось под ногами и норовило обвалиться. Джип, действительно, оказался снаружи, но не у самого дома, а в конце улицы. Они, вполне бодро и молча, дошли до машины, там-то их и накрыло. Ильич, кажется, совсем тронулся в уме, хорошо хоть его безумие было тихим. Еся и Штир, мало стесняясь друг друга, выворачивали желудки в кустах. Жуков обнимал топор и вряд ли собирался с ним расставаться в ближайшем будущем. Досточка просто тихо плакала, то бледнея, то зеленея. Баль стоял рядом с джипом, нервно наглаживая черного петуха. Спасший их, обвешанный оружием, курил, опираясь на капот. Зомби в округе не наблюдалось, хотя следы их пребывания чувствовались повсюду: и в потоптанной земле, и в покосившихся заборах, и в слегка перекошенных домах, с разбитыми окнами. Занимался рассвет. В березовой рощице заливалась песней какая-то пташка. Журчала река. Ветер с поля терпко пах травой и васильками, унося с собой запах мертвечины. Вскинувшийся петух прокричал первый раз. Их спаситель дернулся на звук, вскидывая автомат. – Тьфу ты, – плюнул он, туша сигарету, – ты бы отпустил его что ли? Баль повернулся на голос, все так же нервно поглаживая петуха. Мужик посмотрел на бледного растрепанного, перемазанного в угле Бальзака, которого Штир с Жуком поваляли больше, чем те же зомби, заглянул в темные глаза, и бездна глянула ему в ответ. Тот кашлянул, подавившись. В третий раз петух закричал, когда джип с бледными чуть живыми людьми уже подъезжал к секретной военной базе.
Примечания: Село Кукуево – высосано автором из пальца, но в Смоленской области есть три деревни на берегу рек Осиновка, Слепынька и Стряна. Так же деревня Кукуево есть в Новгородской и Архангельской областях, а в Тверской области деревни с таким названием целых две. Т-25А — марка колёсного трактора выпускающегося Владимирским тракторным заводом с 1973 года. голубой трактор Т-25 Коммандос – фильм с Арнольдом Шварценеггером в главной роли. Всадники Апокалипсиса – термин, описывающий четырех персонажей из шестой главы Откровения Иоанна Богослова. Звезда полынь – символ наказаний Господних, упоминается в восьмой главе Откровения Иоанна Богослова. Откровение Иоанна Богослова – последняя книга Нового завета, описывающая Апокалипсис. Эсхатологический миф – миф о конце света. Картина-гобелен «Девочка с ягненком» Ктулху (м. р. ед. ч.) - божество, Зверь миров, спящий на дне Тихого океана, но, тем не менее, способный воздействовать на разум человека. "Сверхъестественное" – мистический сериал. Братья Винчестеры – главные герои сериала "Сверхъестественное". Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus! Post jucundam juventutem, Post molestam senectutem Nos habebit humus! – первый куплет студенческого гимна на латинском языке. Перевод: Итак, будем веселиться, пока мы молоды! Жизнь пройдет, иссякнут силы, ждет всех смертных мрак могилы, так велит природа. Немезида — Древнегреческая богиня возмездия. Бел-горюч камня Алатырь – в древнерусском фольклоре священный камень, центр мироздания, "всем камням камень". Штир осознано коверкает его название. За лесами, за горами горы да леса, А за теми за лесами лес да гора – А за тою за горою горы да леса, А за теми за лесами трын да трава; Там луга заповедным диким лесом поросли, И древа в том лесу стоеросовые, На них шишки простые, не кокосовые! – колыбельная Катерины из сказки В. Даля о Иване Молодом сержанте удалой голове, без роду, без племени, спроста без прозвища. Элис – главная героиня всех частей фильма "Обитель зла". Милла Йовович – актриса, исполнительница роли Элис во всех частях фильма «Обитель зла». Клэр Рэдфилд – персонаж игр серии "Обитель зла". Сурвивал хоррор (Survival horror) – если переводить дословно, то выживание в ужасе, жанр компьютерных игр, к которому относятся игры серии "Обитель зла". Джип – он же внедорожник, в зависимости от модели, может иметь от 4 до 9 посадочных мест. На черного петуха, белую козу и старого деда голого энтузиазма не хватило, так что как-нибудь сами.
Что-то все как-то не так. Кругом и всюду я не вписываюсь, раньше с этим было как-то проще, а тут будто опаздываю на пол-мига, прям вот совсем на капельку и все ускользает из рук. Ааааа! Это так раздражает, что хочется бить посуду, честное слово =)